– Где? Не вижу.
– Да вон, глаза разуй!
Большинство пассажиров уставилось в мутные от стекающей по ним воды окна; кто-то тёр запотевшее стекло. Топкин тоже пытался что-нибудь рассмотреть.
– Ничё не видать… Льет-то как!
– Не дай бог всю поездку такая погодка…
– Да не Нотр-Дам-де-Пари это, – насмешливый голос пожилого мужчины.
– А что еще? Две башни такие…
– Тут таких церквей через одну.
– Все равно мы уже в центре где-то. Скоро приедем.
Топкин прикрыл глаза. Да, скорей бы…
«Собор Парижской Богоматери» он не читал. Пробовал лет в четырнадцать, но стало скучно… Вообще в то время, в том возрасте читать книги было скучно. Хотелось жить. Казалось, ничего на свете нет важнее, пустят его, семиклассника, на школьную дискотеку, или на входе в актовый зал со сдвинутыми к стенам сиденьями завернут: иди домой, сопель. На дискотеки в их школе его в таком возрасте не пускали точно: по чьему-то указу на дискачи дозволялось ходить с восьмого (нынешнего девятого). А Топкину хотелось, очень нужно было – в седьмом. И не ему одному, понятно.
По субботам около семи вечера по городу метались стайки подростков со вздыбленными, для того чтоб казаться выше, волосами, в бананах, реже в джинсах «Тверь», в пестрых свитерах или в футболках с надписью “SUPER”, “USSR”, в кроссовках или остроносых лакированных туфлях на каблуке. Стайки перебегали от школы к школе и пытались проникнуть в пространство, где гремела музыка, а под потолком вращался зеркальный шар, осыпая танцующих блестками отсвета.
«Гремела музыка…» Нет, музыка не гремела, какие бы мощные ни качали звук колонки. Музыка лилась. Та музыка – лилась. Нежная, сладко-грустноватая. От нее хотелось и плакать, и обнимать, гладить, любить. Диско… Названия групп и фамилии исполнителей передавали друг другу с придыханием, как нечто секретное, святое.
«Модерн Токинг», «Джой», Си Си Кейч, «Арабески», «Пет Шоп Бойз», «Бэд Бойз Блю»…
«А это, – уловив первые аккорды, шептал кто-нибудь дрожащим голосом, – Лиан Росс. Это вообще…» И скорее искал девушку, к которой можно прижаться и затоптаться в блестках под песню, в которой даже слабо-слабо знающий английский мог расслышать: «Скажи, что ты никогда, никогда, никогда не покинешь меня». И хочется ответить той, с кем танцуешь: «Никогда не покину».
Иногда, редко, звучало диско на русском. Переводы Сергея Минаева песен «Модерна» на дискачах ненавидели и свистели, требуя убрать, зато каждая композиция «Миража» вызывала восторженный визг девушек, срывающихся с сидений в центр танцевального зала.
Топкин в то время, году в восемьдесят восьмом, не особенно вслушивался в слова и не мог понять, почему девчонки так любят «Мираж». Потом уже, обзаведясь магнитофоном и кассетой с альбомом «Звезды нас ждут сегодня», понял: тексты-то, смысл такой смелый, протестный просто! Парни по квартирам слушали и сжимали кулаки под цоевское «Перемен!», а девчонки томились в ожидании перемен под спрятанное за красивой мелодией, но спетое каким-то неживым, потусторонним голосом: «Завтра улечу в солнечное лето, буду делать все, что захочу».
В восемьдесят восьмом для четырнадцати-семнадцатилетних девчонок это был самый настоящий призыв к бунту.
И они бунтовали – верили, что после встречи с сильным парнем «все будет всерьез», и шли с ним из «старого дома» туда, где «прекраснее, чем сон», а на самом деле – за гаражи или в заросли тальника. А потом, брошенные, кидались на соперниц, резали вены, бросались с балконов, топились в Енисее…
Конечно, подобное было всегда. Но только тогда, в восьмидесятые, это происходило под нежную музыку с жуткими по сути своей словами: «Люди проснутся завтра, а нас уже нет».
И парни… Парни бились за признанную красавицу квартала так, будто других девушек вокруг не существовало. Других, тоже симпатичных, милых, юных, не замечали, а ради одной схлестывались насмерть. И «леди Ровена» квартального масштаба к двадцати годам могла похоронить пяток погибших ради нее парней-рыцарей.
Впрочем, оно того, наверное, стоило: самые красивые девушки – в Кызыле. И самые бесстрашные парни тоже там. Девушки еще остались, а парни – были. Парни переубивали друг друга в восьмидесятые, а оставшиеся полегли в девяностых, когда тувинская молодежь из районов завоевывала город, когда полыхала бандитская война…
Чаще всего удавалось попадать на дискотеки в первую школу. Не в ту, какой она стала чуть позже, переехав в свежий, из красного кирпича, построенный по московскому проекту комплекс на улице Красноармейской, а в старую – двухэтажный покосившийся дом на углу Чульдум и Щетинкина-Кравченко.
В эту завалюху мало кто хотел ходить – бугры уж точно, – а субботние дискотеки проводить было надо. Поэтому учителя и дружинники из комсомольского актива смотрели на возраст проходивших сквозь пальцы. Помогало миновать дежурных присутствие в их толпе Боба. Он выглядел слегка старше остальных – на четырнадцатилетнего уж точно не тянул.
Боб шел первым, его пропускали без всяких, а, скажем, Андрея тормозили, начинали выяснять, сколько ему, в каком классе.
«Да мы из одного – восьмой “в”. Пятнадцатая школа. Он малорослик просто, блин. Вечно с ним что-нибудь…»
Чаще всего учителя и дружинники велись на эти слова.
Повесив полушубки и пальто – если дело было зимой – в раздевалке, заходили в туалет и… Нет, не жабали алкоголя, а выдавливали в рот зубной пасты. Растирали ее языком по зубам, нёбу. Потом слегка, чтобы аромат пасты не исчез, споласкивали рот. Надеялись целоваться. Или хотя бы потанцевать медляк с девушкой.
Бывало, у кого-нибудь оказывалась дефицитная жвачка – жовка, и превратившийся в колобок пластик «Мяты» Госагропрома кружил голову, как шампанское, и бросал туда, где звучал на полную мощь плавный нежный музон, мигали разноцветные фонари, пахло духами, молодым потом, парами вина, горячей пылью.
* * *
– Кто в «Альтоне»?.. Кто заселяется в «Альтону»?.. Томкин… Топкин… Где господин Топкин?!
Топкин вздрогнул, вскочил:
– Я здесь!
– Ну что же вы? – Девушка Анна досадливо смотрела на него. – Задерживаете остальных. Пойдемте.
Топкин, чувствуя неловкость, но не из-за того, что кого-то задерживает, а что его отчитали – подумаешь, задумался, – выбрался из автобуса.
– Сюда! – указала Анна на стеклянные двери, пряча лицо от дождя.
Только вошли – мягкий голос и улыбка молодого то ли индийца, то ли пакистанца (хотя это вроде одно и то же) за стойкой:
– Бонжу-у!..
– Где ваш ваучер на отель? – Анна просто била копытом от нетерпения.
– Где-то был… – бормотал Топкин, копаясь в пластиковом конверте с выданными в турфирме документами. – Здесь где-то…
– Позвольте, я посмотрю. – Анна забрала конверт. – Я ведь просила приготовить заранее… Мы до утра будем колесить…
