Стянув ночную рубашку вокруг талии, она стояла, прижавшись к перилам. Потом она покачнулась и схватилась пальцами за ограду, свеча мерцала в темноте позади нее. Подаренный желудь был крепко зажат в ее ладони. Она проговорила в темноту: «О, Лилли. – Ее облеченные в слова мысли были неторопливыми и спокойными. – Твой дедушка однажды сказал мне, что смерть меняет воспоминания об умерших, что живые предпочитают помнить хорошее и не придавать значения плохому. Думаю, что в каком-то смысле он прав. Но я хочу, я лелею призрачную надежду на то, что однажды мы сможем воссоединиться, что мне будет дана возможность сказать тебе, как я скучаю по тебе… – Закрыв глаза, Джессика глубоко вздохнула. – Я не знаю, почему я заболела, Лилли, и не понимаю, как я могла сотворить такое с тобой, – вздохнула она, – но я знаю, что я твоя мама, и я люблю тебя. Я люблю тебя. Никогда не сомневайся, я люблю тебя!»
Пламя свечи заколебалось и погасло.
Эпилог
Присев на корточки, Лилли собирала в саду опавшие лепестки с ярких кустов сирени. Она собиралась сделать из них духи, которыми собиралась надушиться в день своей свадьбы, когда будет выходить замуж за своего плюшевого медведя. В гости были приглашены несколько кукол и толстый пингвин. На медведе уже был надет галстук-бабочка, заранее приготовленный для такого случая.
Мэттью улыбался, наблюдая, как дочка болтает сама с собой. В Новой Англии был чудесный, ясный весенний день, и солнце припекало ей кожу. Он смотрел на нее через открытое окно кухни, отрезая стебельки брокколи и готовя цветную капусту на ленч.
Вдруг Лилли встала и, подняв подбородок, посмотрела на небо, а потом крикнула: «Папочка?» У нее был тонкий, прозрачный и звонкий голосок.
Мэттью засиял, зная, что ему никогда не надоест слышать это слово. От него пело его сердце. Он положил нож на стол.
– Иди сюда! – Через квадратный холл их большого дома в колониальном стиле он вышел в сад, мимоходом бросив взгляд на фотографию Лилли с дедушкой Роджером и бабушкой Корал, снятой, когда те приезжали к ним погостить. Их лица светились радостью, они были счастливы снова идти рука об руку с Лилли, когда та собирала в лесу желуди, чтобы подарить их своей бабушке. Было приятно смотреть на них, странно, но приятно. По-семейному. Он надеялся, что так оно есть.
– Что ты делаешь Лилли Роуз? – спросил он, наклоняясь, чтобы оказаться на одном уровне с ней.
– Я делаю духи к своей свадьбе! – довольно высоко пропела она, отбрасывая за плечи длинные густые волосы. Мэттью засмеялся, она всегда вела себя несколько театрально.
– Ты будешь гостем после того, как сыграешь роль викария.
– Хорошо. Договорились. – Он кивнул, словно заучивая роль.
– Папочка?
– Да?
– Когда ты женился, у моей мамы было красивое белое платье?
Мэттью вспомнилась его красавица-жена, его золотая птица.
– Да. Да, было.
– Она была похожа на принцессу? – Она широко открыла глаза.
Кивнув, Мэттью взял дочку за руку. Он представил себе раскланивающуюся Джессику, вспомнив, как при свете свечей мерцали крошечные кристаллы на изысканном кремовом кружеве ее приталенного лифа, как неловко она поклонилась, занимая свое место рядом с ним и беря его за руку под скатертью. – Да. Она выглядела точно как принцесса. Она была прекрасна.
– Папочка? – снова окликнула она его, пока он обдумывал, что еще сказать. Ему это нравилось.
– Да?
– Иногда я думаю, что мне хотелось бы увидеть маму. Не фотографии, а мою настоящую, живую маму. Я хотела бы, чтобы она готовила мне еду. – Она помолчала, приложив палец к губам и быстро моргая, обеспокоенная тем, что выдала слишком много своих потаенных мыслей. Хотя ей было всего шесть лет, она понимала, что это очень болезненная тема.
– Ну, мы подумаем. Мы еще поговорим об этом, все обмозгуем и решим, как будет лучше. – Он сжал ее руку, тревожась о том, что обретенный ими покой когда-нибудь может быть нарушен и даже сведен на нет, и тяготясь при этом чувством вины за то, что Лилли живет без матери, а Джессика отреклась от своей дочки.
Лилли водила ногой по траве.
– Ты думаешь, что теперь ей лучше или она все еще не здорова?
– Я думаю, что ей намного, намного лучше, – подтвердил он.
– Мама Мэдисон болела и долго лежала в больнице, очень долго.
Мэттью кивнул. Он еще живо помнил акцию по сбору денег для мамы Мэдисон, которую проводили в школе.
– Но… – помолчав, Лилли перевела дух, – но Мэдисон и ее сестры навещали ее, когда она была больна. Они сделали для нее открытку, а на день рождения Мэдисон они принесли в больницу торт, и мама поздравила ее, и они прямо там открыли все подарки и разложили их на кровати! – добавила она, глядя широко раскрытыми глазами. – И… и я хотела бы рассказать мамочке о том, что я оставалась на ночь в гостях, и показать балетный аттестат. – Внезапно ее глаза наполнились слезами, и она бросилась на шею отцу.
– Все хорошо, Лилли Роуз. Все хорошо, дорогая. Твоя мама очень любит тебя. Я всегда говорил тебе об этом.
– Я люблю ее, папочка, но я хочу поговорить с ней. Мне нужно спросить ее кое о чем.
Мэттью вздыхал, когда они шли к дому.
– Пойдем, давай вытрем слезы и умоемся, ведь ты готовишься к свадьбе, ты не забыла?
Лилли вытерла нос и попыталась улыбнуться: папа был прав, в день свадьбы невесты должны быть счастливыми.
На кухонной стойке зазвонил телефон. Паз снял трубку:
– Алло? Привет, приятель! О боже! Как я рад слышать твой голос!
Он беспорядочно жестикулировал, обращаясь к стоявшей рядом Полли.
– Нет, мы просто приехали в гости, отличное место. Да. Да, разумеется. Минутку. – Он прикрыл трубку рукой. – Пойди, позови Джесс, скорее! – быстро проговорил он.
С террасы в дом вошла Джессика, ее блестящие волосы отросли до плеч. Нос был усыпан веснушками.
– Кто это? – тихо спросила она, все еще слегка нервничая, когда ей приходилось общаться с внешним миром, им уже приходилось отвечать что попало в ответ на звонки алчущих сенсации журналистов.
Протягивая ей трубку, Паз изо всех сил пытался найти нужные слова.
– Это… – Он сглотнул и отдал ей трубку, а потом вышел из комнаты, оставив ее в одиночестве.
– Алло? – прошептала Джессика, поднося трубку к уху.
На другом конце провода молчали.
– Хммм, мамочка? – Лилли произнесла это слово запросто, с теплотой. – Я делаю проект о том, как я была маленькой… – Лилли говорила так, словно прошло всего несколько недель, а не несколько лет с тех пор, как она не общалась с матерью.
Джессика уткнулась лицом в трубку, у нее подкосились ноги, и она опустилась на холодный плиточный пол. У Лилли был приятный голос, она говорила как взрослая и слегка шепелявила. Она больше не была младенцем, она стала маленьким человеком! Это был прекрасный, самый прекрасный звук, который она когда-либо слышала.
