– Как?
– Молча. И изредка порыкивая, полагаю. Волколаки.
Азамат шмыгнул носом. Плохо дело. Если правда, конечно…
Да-а-ах! В дырке, осыпавшейся кирпичами, вполне можно было рассмотреть серое небо и еле падающий снег. Если бы не урод с бородой, неожиданно оживший и прущийся вниз.
– Верно, проблемы надо решать по мере их возникновения! Обратите внимание, мои нежданные попутчики… – Костыль, взведя курки, быстро оказался рядом с проломом. Бородач рыкнул и рванул вперед, вытянув руку. И застрял.
– Так вот! – Костыль поднял двустволку. – Если бы сюда пролез вон тот песик, было бы хуже. А так мне впору сказать тебе спасибо, мой незнакомый недавний друг с бородой. Я мысленно буду называть тебя Санта-Клаусом. Прощай, память о тебе будет со мной вечно. И еще, милый друг, данке шён тебе от души, за затычку в виде себя самого. Шиш кто сюда пролезет.
Бах! Великан повис, обмякнув. Борода из рыжей стала багрово-черной. Остатки серого вязкого мозга потекли вниз.
– Вот теперь, дамы и Азамат, валим!
Дрезину не катили. Уколова и Дарья взялись за рычаг, начав его раскачивать. Костыль и Азамат хрустели запорами вторых ворот. Женщина и ребенок сидели в стальном коробе и не отсвечивали.
Им повезло. Стрелять не пришлось. То ли твари оказались тупее, то ли сделали все быстрее. Разгоняя дрезину, оба пробежали с десяток метров. И только потом запрыгнули, сменив девчонок.
Раз-два, раз-два… Войти в ритм сложно. Такую работу никто не делает постоянно, к ней не привыкнешь. Раз-два, раз-два, навалились!
Вой и крики затихали, отдалялись. Дрезина вышла на прямой участок рельсов, убегавших в черноту ночи. Серая мгла поверху снова клубилась темными непроглядными клубами. А снег, вроде бы утихший, повалил сильнее. Разом и густо. Липкими огромными комками, тут же начавшими расти даже на разогнавшейся тележке и ее седоках.
Раз-два, раз-два… Вверх-вниз, вверх-вниз!
Белая стена редела. Чернела сверху, порой даже блестела звездами. Ветер бил наотмашь, вгоняя внутрь попытки перекричать его. Пар от разгоряченных людей рассеивался тут же. Лишь чуть сверкали кристаллики изморози на плечах и руках.
– Маски на рожи!
Костыль перекинул рычаг Даше, полез в сумку на боку. Заскрипел соединением, вкручивая бачок прямо в свою маску.
– Не фнаю, как холод дейфтфует. Гофофят, оф мефной дфяни кифки выблефыфаеф, – сухо изложила маска, качая бачком. – Одефайте!
Азамат не спорил. Молча нацепил старенький ПМК, вкрутив бачок, выданный Лесником на прощание. На Дашу маску нацепила Уколова. И замерла, глядя на тетку с ребенком.
– Надефай! – хрипнул Костыль. – У тефя тофе ребенок ф софой. Кто ей про пифя ф пифю раффкафет, она?!
И кивнул на бабу Женщину, злобно зыркавшую на них.
Так-так-так, секунда за секундой, смерть где-то рядом. Ну, старлей, ну?
Выбор есть у каждого. И у каждой. Жалко мать с ребенком? Жалко. Только подумай головой, прикинь, знала ли она о таком варианте? Знала. Она здесь жила. И даже удирая, могла взять с собой что-то нужное. Могла и не взяла. Ну же, Женя, не глупи, не надо благородства. Не оценит. Старлей!
Уколова подняла противогаз, почти протягивая бабе Женщине.
– Тфафь! – рявкнул Костыль. И щелкнул курками. – Уфью!
Уколова замерла. Азамат выругался.
Откуда-то из самых глубинистых глубин тряпья, надетого на нее, появился хобот, маска и крохотный респиратор. Азамат дернул шеей, явственно ощущая, как чешутся руки. Так и тянутся за пояс, к приятному изгибу топорища.
Уколова надела маску. Устроилась удобнее, стараясь следить за тылом. Противогаз никак не защитит от клыков с когтями. А места здесь… и впрямь стали страшными, дикими, опасными.
Снег летел все быстрее и быстрее. Как и их железный Росинант, скрипящий и стучащий узлами суставов. Но так лучше, чем пешком. Опасаться крушения не стоило. Это знал даже Азамат. Хотя и бывал тут всего ничего.
Похвистнево взялось за дело сразу, как стало проще дышать. Слаженно, жестко, без рассусоливаний. А как еще?
Про пути Пуля слышал. Стальные артерии восстанавливали лет пять. Восстановили как раз сюда, дальше пока не пошли. С ужасами, гнездящимися в Отрадном, в одиночку похвистневские справиться не смогли. Потеряли состав и двадцать человек у Алтуховки. Чересчур дорогая цена за сомнительный куш в виде остатков добра на нескольких заводиках и наверняка выпотрошенных складах.
Но пути хранили, как зеницу ока. Наказание за вредительство было ясным и доходчивым: нарушитель приматывался к рельсам тросами. И так и оставался. С подрезанными сухожилиями и вырванным языком. Место для казни выбиралось подальше от людей. Чтобы точно не спасли.
Так вот и жила себе стальная дорога, хранимая болью, страхом и правосудием, стоящим на неотвратимости наказания. Жестоко, но справедливо.
Потому сейчас они могли не еле-еле катиться, метров по пять в минуту, а почти нестись, около десяти километров, не меньше. Солидно…
Что-по поменялось. Неуловимо, ощущаемое лишь постоянно напряженной интуицией. Скорость не упала. Ветер так же нес снег. Небо еле виднелось вверху. Костыль сопел через респиратор. Скрипел и звонко стучал старый металл тележки. Но что-то ощутимо поменялось. Стоп…
Снег остался позади. Снег растекался поверху, мягко обволакивая неровный полукруг над их головами. Пропадал в темноте, набрасывал черную непроглядную вуаль. Снег уходил в стороны… Что за?!
Кх… кх… кх…
Грудничок кашлял. Редко, чаще, не переставая. Пят'ак!
Костыль что-то заурчал, навалился сильнее. Ну да, давай попробуем хотя бы так.
Раз-раз-раз… До «два» дело не доходило, дрезина скользила вперед, как на крыльях. Азамат даже удивился. Не смахивал Костыль на доброго человека. Их спас, только чтобы на тележке этой удрать. А тетка? Чего ради он так убивается, пар вон так и прет, не сдуваемый ветром?
Дрезина перла в странной воздушной кишке. Сюда не пролезали вихри, бушующие где-то за невидимой преградой. Снег, размазываемый ими, собирался в невесомые сугробчики вдали, под деревьями. А они неслись через кусок умершей земли, решившей убивать всех, забредающих на него. Ребенок кашлял. Металл скрипел. Баба начала подвывать, ощутимо слышимая через свой и чужие слои резины, кожи и металла.
– Нафмем! – Костыль хрипел неразборчиво, явно стараясь дышать через раз. Подвела его собственная защитная конструкция. Значит, не катался он здесь раньше и пешком не мерил километры. Просто знал… знал… откуда-то… Так же, как и Азамат. В прошлый раз караван, шедший от Отрадного, пронесся мимо села по остаткам автотрассы. Туда эта погибель точно не дотягивалась. И все казалось байками да трепом у костра. А обернулось правдой.
Нажмем, значит? Азамат поднажал еще. Плечи, руки, ноги, спина гудели и орали болью. Терпи, братишка, не впервой. Терпи.
