Разговоры не клеились. Совершенно. Но Пуля не жаловался. Все идет своим чередом.
Даша дремала, закутавшись в старый тулуп Хомяка.
Кот дремал вместе с ней, потихоньку забравшись под овчину почти полностью.
Уколова чиркала огрызком карандаша по карте и думала про маршрут.
Костыль нацепил маску на рожу и выпал на какое-то время… И хорошо.
Азамат забрался в корму «Красавчика» и следил за тылом.
А Хомяк тупо вел. Вольготно раскинувшись в кресле, расстегнув кожаный, на цигейке, комбинезон и почесывая клочкастую бороду. Перло перегаром, но «Красавчик» летел, как по маслу. И это – несмотря на только-только легший снег.
Настороженность не покидала. Потому Азамат и торчал в тесноватом закутке на корме. Был бы пулемет, было бы спокойнее. Но сволочное «бы» опять вносило корректировки.
Гнали с самого полудня. Старались уложиться в короткий осенне-зимний день. Пока небо даже не хмурилось, отдыхая от двух суток снежного ужаса. Здесь зима вступила в права полностью, задушив серо-золотую сестру-осень белыми цепкими объятиями. Для «Красавчика» такая нелюбовь оказалась лучше некуда.
Аэросанями машину назвать ему всегда было сложно. Машина – она и есть машина. Как пайлоты и механы умудрились приспособить старые учебные самолеты к такой эксплуатации? Нет предела человеческому гению, когда деваться некуда. Вот и весь ответ.
Залей керосина и наподдай газу. Алые, рыжие, голубые и желтые, все десять штук скоростных машин резали белое тело земли с первым снегопадом. Туда и обратно, вперед и назад, выжимая все возможное и даже больше из плюющихся маслом и паром двигателей. Только скорость, только безумие гонки, невозможной в Беду. Ох, да, именно так.
Стыдно… Но Азамату нравилось. Безумие скольжения машины, и мелькающие за стеклом деревья, и редкие живые поселения. Да, будь он другим по характеру, остался бы сразу после первого захода и знакомства с пайлотами. Предлагали остаться? Да еще бы… Но он отказался. Люди в ошейниках ему не нравились. А бороться с этим – себе дороже. Он не герой, он просто Пуля, сталкер, контрабандист и охотник на мутантов. Все.
Да уж…
Хомяк кайфовал. Придерживал штурвал одной рукой, лениво и как бы нехотя порой добавляя вторую. Лениво и по-кошачьи щелкал тумблерами и рычагами. Лениво и философски рассматривал неожиданно возникший горб, прятавший останки грузовика на пути. И, незаметно для неопытного глаза, уходил от опасности куда раньше, чем понимали пассажиры.
Пайлот – он и есть пайлот. И машина, пусть и не в небе, остается машиной. Скорость и свобода, ветер и выхлопы, крошка и снежная пыль позади… Единое целое из человека и механизма.
Иногда Азамату становилось плевать на феодальные наклонности знакомца… И хотелось, чтобы все разом изменилось. Ну, не все.
Чтобы Хомяк так и сидел за штурвалом, чтобы ровно стучал двигатель, чтобы едва заметно покачивались крылья… Чтобы за стеклом лежала небесная синь и белые хлопья облаков. И встающее солнце окрашивало небо, рассекаемое пилотом и самолетом, в персиковый цвет.
Да. Иногда ему хотелось невозможного. Даже не для себя. Для этих двоих. Живого и металлического, сроднившихся полностью и, пусть и на земле, но обретших крылья.
Азамат улыбнулся. Обернулся назад, понимая – что-то поменялось. Неуловимо и сразу.
Плоская, лишь в выпуклых шрамах курганов, степь. Бело-серое пока еще одеяло, от края до края. Черно-серо-белая нитка оставшейся трассы, убегающая в стороне вдаль. Что, что?!
Точки. Точки, выросшие у горизонта, на невысоком кургане. Точки, явственно сливающиеся сейчас со снежным полотном. И бегущие к ним. Прямые точки, высокие, на двух ногах. Бегут сюда?
Азамат обернулся.
– Хомя…
Хруст. Звон. Хрип.
– Твою мать!
Костыль оказался рядом почти прыжком. Как сумел, когда только лежал?!
Штурвал на себя, в сторону, двигая отяжелевшего Хомяка, за каким-то хреном закрепившегося толстыми ремнями по поясу.
Хомяк хрипел, шипел выходящим воздухом и плевался алыми брызгами. Да и не выйдет его скинуть…
Толстая длинная стрела не стрела – почти рыболовный гарпун – прошила насквозь стекло кабины, шею, под углом прошла через грудь, впилась в кресло, заставляя пайлота мотаться взад-вперед. И умирать.
– Держитесь!
Костыль ожег белыми от страха глазами, навалился, как мог, на штурвал, дергал рычаг топлива. «Красавчика» несло по дуге, отводя от нападавших и нацеливая на рыхлый, почти плоский холм.
– Даша!
Уколова прижала к себе ничего не понимающую спросонья девчонку.
Саблезуб, мяукнув, растопырился между сиденьями.
«Красавчика» ощутимо трясло и закидывало набок.
Три…
Два…
Один…
Скрип, скрежет, треск, вой умирающего движка, свист выдранного и держащегося только на честном слове пропеллера. Хруст ломающегося дерева остатков фюзеляжа и кабины. Звяканье разлетающихся стекол. Крик оторванных лыж. Стук земляной шрапнели от взрытого бока кургана. Чад занявшегося керосина, пока потрескивающего на переплетенных топливопроводах.
– Быстро! – Костыль выбил переднюю часть фонаря кабины. Вывалился на обломок крыла, не забыв прихватить мешок со своим мушкетом. Присел, водя стволом по сторонам. Сивого шатало, даже стоящего на коленях. – Азамат, быстрее!
Даша выбралась сама. Слепо хваталась за все, что попадалось под руки. Уколова помогла ей спуститься на землю с задравшегося носа. Саблезуб выскочил следом, мягко приземлившись на лапищи. Азамат, прихватив первые попавшиеся вещи, скатился последним. Подхватил Уколову, запнувшуюся на борту. Оглянулся назад.
Точки бежали. Те, убившие Хомяка, сидевшие в засаде, они самые. Остальные тоже не за горами. Пят'ак, прокатились в край снежных людей…
– Валим, – Костыль приземлился. – Щас полыхнет. Там лесок, за холмом, надо туда. Россыпью!!!
Воздух загудел, рассекаемый новым гарпуном. Азамат оскалился, глядя, как сильно и точно снаряд воткнулся там, где секунду назад стоял Саблезуб. Покосился на фигурки вдали, на поднятую руку одной с чем-то, крепко сжатым в кулаке.
– Копьеметалки… – Уколова всхлипнула. – Использовались в двадцать первом веке рядом племенных туземных групп австралийского континента, известны человеческой цивилизации с каменного века… Копьеметалки, блин…
– Ты не только красива, моя леди, но еще и просто справочное бюро. Сколько рецептов самогона знаешь? Где золото Колчака? А?
Костыль смеялся, но глаза дергались бешено, ожидая врага. Азамат кивнул, потащил с собой Дашу, подальше, как можно дальше.
Полыхнуло, когда они оказались с другой стороны. Жахнуло, тут же взявшись высоким жирным столбом пламени и дыма. «Красавчик» и Хомяк уходили так же красиво, как жили. Сразу возносясь на недосягаемое при жизни небо. Если Бог есть, то так оно и было. А уж грехи Хомяка рассудят.
