– Оттащи-ка, друже, ты эту меховую паскуду к кожевникам. Князь желает чучелу ублюдка этого богопротивного.
Азамат вздрогнул, уставился на него.
– О, очнулся! – бородач довольно оскалился. – Чего, Азамат, не по ндраву?
– Пожалеешь.
– Ну да, пожалею. Держи карман шире, недомерок. Сам как бы у нас на стенке в гриднице не повис.
– Я балдею ваще! – Костыль поерзал. – Как в сказку попал. Жалко, что чем дальше, тем все мерзее. Князь, гридница… исполать тебе, болярин, позволь именем поинтересоваться.
– Разрешаю, быдло, интересуйся.
Костыль дернул лицом, побелев. Скрипнул зубами, глядя в крохотные медвежьи глазки, прячущиеся в черно-кудрявой шерсти.
– Как зовут, дядя?
– Малютой…
– О, как…
– Славка он, – буркнул Азамат, – Малюта, пят`ак… Из тебя Малюта, как из козьей жопы свистулька. И дырка есть, и воздух проходит, только все больше воняет.
Бородатый скрипнул зубами, развернулся к нему.
– Это Асгард, – Женя вздохнула. – Додуматься же так назвать нужно. Асгард, князь, Малюта. Вы тут, натурально, очень альтернативно одаренные интеллектом особи. Мир свихнулся, чего про людей-то говорить…
– А она шарит… – уважительно пробасил Малюта-Славик. – Интересно, откуда?
– Земля слухами полнится, – старлей Новоуфимской СБ поморщилась. – Разве нет?
– Ажно вот тут, в самом нутре, приятственно от таких речей, пава ты моя… Не бойсь, мож, поживешь. Нам такие нужны.
– А я и не переживаю, – Уколова уставилась на него, – мне бы только руки освободить да выбраться.
– Это ты зря. В смысле, чо не переживаешь и руки. Их-то тебе ломать придется, а бояться стоит. Жертва впереди, Всеотцу. На костер живой страшновато идти, небось.
Даша сопела, играла желваками.
– Экая она у вас дикая, от ведь… Налим!
– А, воевода?
– Ты чего, остолопина, все здесь? А ну, нишкни к шорникам, велено же!
Сторож дернулся, сорвал кота с крюка, развернулся к двери…
Азамат побелел, глядя на мерно и мертво качающуюся усатую голову.
Дверь скрипнула, закрываясь. Малюта довольно ухнул, снова припав к рогу.
Даша развернулась к нему. Блеснула агатовыми огромными глазищами, впилась в его темные бусинки под мохнатыми бровями козырьком.
Малюта замер, заблестел в ответ, встал…
Женя затаилась, не веря сама себе и своим же глазам.
Бородатый шел к клетке, позванивая ключами в ручище. Медленно, сопротивляясь, шаг за шагом. Вот он рядом, вот, подрагивая, поднял связку с одним-единственным нужным.
Даша сопела все сильнее. Пот блестел, катясь градом по бело-молочному лицу, губу – до крови, ноздри шевелились, хватая воздух, тянули его, шумно, с всхлипами.
Малюта скрежетнул бородками в замке. Замер, повернул…
Борода шевельнулась, рот растекся в улыбке…
– Даша-а-а!!! – Уколова заорала, ринулась на прутья.
Колотушка бородатого, налитая, мохнатая от черной шерсти, с кружку сторожа, ударила змеиным выпадом, медвежьей лапой, чертовой костоломкой. Прямо между прутьев, точно в лицо.
Хрустнуло. Девчонка отлетела, приложилась о загудевшие прутья, растеклась по ссохшимся скрипучим доскам, раскинулась, вся в кровище.
– Вот оно как… просто Дарья… Ну-ну.
Азамат молчал. Уколова скрипела пальцами по прутьям. Костыль покачал головой.
– Копать-колотить, ты – чудовище…
– Чудовище – это она, девка ваша. Ну, милы други, ну, подсуропили, чего уж… Сухие дровишки вам подложу и даже на бензинчик не поведусь. Это ж какая битва у нас будет, а?! О-о-о, мутант супротив другого, Кощей да эта юница плоская. Ха! Князь доволен будет, да и сам порадуюсь.
– Слышь, болезный… – Костыль поерзал. – Ты о чем тут вещаешь, голова садовая?
– Пасть захлопни, ухря! – громыхнул бородатый. – Дозвонишься, я те сам язык выдеру, вот этими пальцами, веришь?
– Сложно усомниться в данной ситуации в настолько серьезных намерениях… Но, батюшка-воевода, позволь слово молвить?
– Ох, доведешь до греха, юродивый… Ну?!
– О каком Кощее ты говоришь, про какую такую жертву все, аки радиоточка, несешь пургу, да и на хрена вам бой какой-то, а, утырок ты злобный?
– Ты не понял? – Азамат мертво смотрел, мертво говорил. – Все же просто. Они – избранные, чистая кровь, потомки северных воинов и варягов. Посреди Азии, но как есть. Только на всю голову двинутые, до единого. Жертва Триглаву, в огне, завтра. А бой – после, между Дашей и кем-то еще.
– Той бледной тварью.
Малюта одобрительно хрюкнул.
– Смекалистый сукин кот, ать, ты посмотри, все понял. Не зря ж мы его гарпунили-то, кровопийцу. Посмотрим, кто из них одолеет, плоскодонка эта мозги ему вскипятит или он ее выпотрошит во славу настоящих богов!
Костыль задумчиво кивнул.
– А ты-то как сберег свой межушный ганглий, муж нарочитый?
Малюта осклабился. Подошел к нему. Провел указательным вкруг лба.
Под пальцем, едва заметно, виднелся шрам.
– Свезло мне, дурошлеп. В детстве ляснулся об бетон, черепушка так и треснула. Пластина у меня тута. Слышишь?
И постучал. Башка отозвалась медным стуком.
– Ну, драть тебя конем, ты прям поп – толоконный лоб…
– Потрынди, потрынди. Ладно, гостюшки, я пока пойду, а вы тут, коли еще не со всеми попрощались, да жизнь свою, грешную, не всю вспомнили, подумайте. И не завтра, нонеча же, апосля обеда, и пожжем вас. Эту вот только заберу.
Скрипнула дверца Дашиной клетки. Треснула, ткань, отрываемая от капюшона. Глаза ей бородатый заматывал старательно, плотно. Веревка для рук нашлась где-то под хламидой с белым коловратом.
– Чо зыркаешь, кобылка? – Малюта подмигнул Уколовой. – Не боись, драть ее не будем. Мосласта чересчур, да воняет похуже отхожего места. Сразу видать, что белого роду-племени с рожи только вы все, ни чести, ни уважения. Даже помыться не судьба была.
Старлей сплюнула.
Здоровяк ушел, даже не прикрыв дверь. Ну, а чего? Удрать не выйдет, прутья толстые, доски крепкие, замок ногтем не откроешь, Дашу унесли.
– Чего она на сторожа-то не попыталась? – поинтересовался Костыль. – Прям беда-а-а…
– Она многого не умеет, – Старлей откинулась на прутья, вытянула ноги. – Даша – просто девчонка, запутавшаяся в себе и в жизни. А ее этот… талант, он – как самопальный порох. Не пойми когда рванет, то ли в патронах во время выстрела, то ли в чане, если мешать неправильно.
