— Не мучь меня, мой милый! От кого она — ясно и младенцу, а вот как ты все это приносишь? Как тебе удается всегда оставаться незамеченным?
Короткая улыбка:
— Я таки заинтриговал вас всех? Правда?
— Заинтриговал, заинтриговал! Ты своего добился! А теперь скажи — как?
— Ни за что!
— Ну, пожалуйста! А то я умру от любопытства!
— Попробуй угадать.
Она покусала толстый лучик звезды:
— Ах… Не знаю, Вера вот с какими-то потусторонними духами связалась. Они с ней разговаривали.
— Спиритизм? Нет, холодно.
— Скажи сам, станет теплее.
— А что я за это получу?
Девушка кокетливо спросила:
— А что ты хочешь?
— Угадай хотя бы это.
Маня зарумянилась и поцеловала его. Сначала в щеку, а потом он перехватил ее губы, и они замерли в долгом поцелуе, стояли, обнявшись, как и положено помолвленным влюбленным.
— Поклянись, что никому не скажешь. Никогда, — теперь серьезным стало его лицо, но засмеялись глаза.
— Ой, мне уже страшно! — она снова по-детски развеселилась.
— Я хочу, чтобы это было только нашей тайной, — он склонился над ее ушком и что-то прошептал. Тихо-тихо. Глаза Мани округлились:
— Правда? И об этом больше никто не знает? Никто-никто?
— А ты хочешь, чтобы знали?
Она отрицательно покачала головой.
— Значит, и не будут знать.
Возле самого окна зловеще каркнула ворона, и Мария снова поперхнулась. Кашель был продолжительным и надрывным. Василай обнял ее сзади за хрупкие плечи и долго не отпускал.
А дверь все время оставалась приоткрытой. И Вера в зале ждала сестру и все это наблюдала. И завидовала. Не кашлю — чужой любви.
Допрос главных свидетелей
— Ну, душили ее, конечно, не на диване. Труп туда уже потом положили, — Кинчев покатал незажженную сигарету между пальцами и еще раз рассеянно обвел взглядом помещение библиотеки Ярыжских, очень напоминавшее дом-музей какого-нибудь писателя конца ХІХ века.
Надя Щукина вежливо изумилась:
— Откуда вы знаете?
— Вы же сами заметили, что на ней был только один тапок. Другой мы нашли под окном. Там ее и… А вот слышали вы хоть что-то?
— Что же я могла слышать?
— Ну, скажем, шум борьбы, крики о помощи…
— Нет. У Ольги Владимировны все время музыка громко играла. Тимофеевна брюзжала… Нет, это раньше, они с Алькой спорили. — Надя прерывисто вздохнула. — Ох, бедная девочка… А Тимофеевна… Подумать страшно, что с ней теперь…
Виктор Кинчев с симпатией смотрел на экономку. Выглядела она весьма прилично: серый вязаный пуловер, отутюженные черные брюки, волосы русые, аккуратно подстриженные, уложены красивыми локонами. В ушах — тоненькие золотые колечки. Ничего чрезмерного: скромность, исполнительность, дисциплинированность. Она нервничала, но старалась держать себя в руках. Наверное, такой бывала и тогда, когда ей хамили старшеклассники.
— Что собой представляла потерпевшая Алина Павловна Зацепа? Вы хорошо ее знали?
— Как сказать… Она училась у нас, ну… неважно училась. После школы никуда не поступила. Отец давно уже не работает, выпивает, конечно. Мать поехала на заработки — и пропала. Прислала из Португалии пару посылок — и все. Они два года на бабкину пенсию перебивались. Нашли вот работу, старались угодить, чтоб не выгнали. Тимофеевна больше старалась, а Алина, она…
— Не старалась?
— Не то, чтобы не старалась. Но… У нее больше кавалеры в голове, а не работа… Молодая все-таки… Была.
— А подозрительного вы ничего не замечали?
— Подозрительного — нет. Но странное бывало.
Кинчев ободрил ее взглядом.
— Она видела в зеркале девушку.
— Не понял.
— Не себя.
— Стоп-стоп-стоп! Смотрела на себя в зеркало и видела не себя?
— Ну, не совсем смотрела. Говорила, что так, сбоку. Будто похожа на нее, красивая, с длинными волосами. В белом. Алька верила, что это призрак. Говорила, что она была похожа на дочь первого хозяина этого дома. Здесь, в большом зале, семейные портреты висят.
— Где это было, она уточняла?
— Конечно. Внизу, в зеркальном зале.
— А это не было просто отражением картины?
— Нет, картины на втором этаже, в большом зале.
— Зеркальный зал, большой зал?
— Ну, мы их так называем.
— Здесь все комнаты имеют названия?
— Не все. Но их много, надо как-то отличать.
— Значит, широкий коридор внизу — это зеркальный зал?
— Да.
— А еще?
— Сразу как зайдете, по правую сторону от входа — это кинозал, его еще домашним кинотеатром называют, над ним — библиотека. Возле кухни — столовая. На втором этаже — большой зал. Спальни для гостей думают называть по цветам: розовая, голубая, желтая.
— Все они на первом этаже?
— Да, а спальня хозяев — на втором, возле библиотеки. Возле маленького зальчика, он еще без названия, — спальня для родственников.
— Родственники здесь уже бывали?
— Нет. С тех пор, как я здесь поселилась, — точно нет.
— Вы спите здесь, в доме?
— Чаще всего — да.
— Еще кто-то, кроме вас и хозяев, ночует здесь?
— Гости бывают.
— Сегодня или вчера были?
— Нет, — она покачала головой.
— Где вы спите?
— На первом этаже, в комнате для прислуги.
Кинчев улыбнулся участливо:
— Вам удобно называть себя прислугой? Учительнице, с высшим образованием?
— Определенный дискомфорт есть, но… Ничего страшного. Я получаю, между прочим, больше директора школы. Кстати, в школе меня унижали больше. И чаще.
— Ученики?
— Все, кому не лень. — Она обиженно поджала губы.
— Хм-м… Возвратимся к делу. В дом можно пройти незамеченным?
— Наверное, да. Если тихо пройти через парадную дверь — ее с утра не запирали. Или через кухню.
— Есть еще входы? Кроме парадного и через кухню.
— Есть, через кинозал и еще одну комнату. Но там всегда заперто, ключ от той двери есть только у хозяина.
