— Да, я помню. Так-так-так… — Кинчев потер руки. — Давайте-ка еще разок по комнатам пройдемся. Не спеша, — и двинулся в столовую. Надя — за ним. И первым делом включила свет.
Четыре хрустальные люстры засверкали подвесками. Им ответило праздничное сияние скатерти и белых стульев. Солидно отозвались бликами сервизы и бокалы из нескольких высоких сервантов. Сработанных под старину, но явно модных. Между ними скромно поместились серовато-серебристый музыкальный центр и камин, облицованный светлыми изразцами. Кинчев просунул руку между прутьями кованой решетки:
— Старинный… Зажигаете иногда?
— Нет. Никогда еще не зажигали.
— Почему?
— Не знаю. Не было нужды. Хозяева в спешке. Дела, ремонт.
— Они тут обедают?
— Редко, только с гостями.
— А где едят?
— Ольга Владимировна любит у себя в спальне. А Кирилл Иванович — где придется. И в кабинете, и в библиотеке. Чаще — в кинозале.
— Кино, значит, любит?
Щукина пожала плечами:
— Смотрит. Отдыхает у телевизора.
— А в гостях кто тут бывал? — следователь спрашивал, не глядя на Щукину. Рассматривал гобелены, висевшие в простенках между окнами. Всадники, битвы, средневековые замки. Ткань — новехонькая, он ощупал ее с видом знатока.
— Они тут обычно с архитектором обедают. С Буруковским, из Киева. Пару раз были деловые партнеры Кирилла Ивановича, один из них ночевал тут, в маленькой спальне.
— Давно это было?
— Полторы недели назад.
— Это Полтавская битва? — он усмехнулся одним ртом, открыто и беззастенчиво показав при этом деформированные зубы. Надя ответила заученной улыбкой:
— Не знаю, скорее всего — нет. Гобелены импортные, немецкие, кажется.
— Динь-дон-динь-дон-динь-дон!.. Динь-динь-динь-динь… — пропели из дальнего угла высокие напольные часы, старинные, с маятником и гирьками за толстым стеклом. Кинчев подошел к ним — гораздо выше человека среднего роста, каким он был. Простые прямоугольно-квадратные формы и неглубокая затейливая резьба.
— Такое только в музеях увидишь…
— Тут и был музей. А эти часы… Их недавно из мастерской вернули, долго реставрировали. Статусная вещь!
— Угу-угу… А уборщицу, значит, как раз над столовой нашли?
— Да, — сразу погрустнела Надя.
— Идемте дальше, — Кинчев вышел через другую дверь в просторный коридор, который Щукина называла Зеркальным залом. — Н-да-а… Толщина стен — впечатляет. — Он прикинул руками: — Почти метровые… Однако ж, и строили раньше… Так, значит, отсюда все дороги расходятся?
— Можно сказать и так…
— Напомните, какая — куда.
— Справа — лестница на второй этаж.
— Других путей наверх нет? — следователь скользил взглядом по зеркалам в массивных позолоченных рамах, по одинаковым кушеточкам без спинок, но с красиво выгнутыми подлокотниками. На одной лежала черная книжка, на другой — шарф и перчатки красного цвета. Верхний свет был потушен, однако на стенах висело до десятка фонариков-бра, и все они горели.
— Есть. За кинозалом есть комнатка, совершенно пустая. Из нее — лестница наверх. И выход есть во двор. Только она всегда закрыта, эта дверь. И ключ — только у хозяина.
— Вам не доверяют?
Надежда Карповна поджала губы:
— Это не мое дело. Он иногда приезжает поздно, к заднему крылечку. Сразу поднимается в свой кабинет. Никого не тревожит.
— С улицы хорошо виден был витраж…
— Да, вечером он виден с улицы. А днем лучше смотреть отсюда.
Один витраж украшал дальнюю стену Зеркального зала, второй неясно виднелся за лестницей.
— Рассказывайте дальше.
— Тут прихожая и вход в комнаты для гостей.
Они прошли между двумя мраморными лестничными маршами. Перед входной дверью интимно светились зеленовато-желтые бра с бронзовыми инкрустациями. Под их приглушенными лучиками вечером выглядели более домашними и пустой деревянный шкаф-вешалка, и развесистый фикус, и пузатенький столик со смешным телефоном, казавшимся бутафорским — в стиле начала ХХ века, с длинными шнурами и выпирающим диском. Рядом лежали простенькая шариковая ручка и пачка чистых бледно-зеленых стикеров. Днем свет падал сбоку и сверху, тогда все выглядело торжественнее и внушительнее.
— Вы замечали, дом внутри кажется больше, чем снаружи?
— Да, — отозвалась экономка из-за плеча, — замечала. Вокруг высокие старые деревья, поэтому снаружи он и выглядит маленьким. В сравнении…
— И это при том, что стены толстые, уменьшают метраж…
— Да. Тут входы в комнаты для гостей, желтую и голубую. Они занимают пристройки с двух сторон от главного входа.
— Это какая? — Кинчев попытался открыть дверь справа, но ручка вниз шла, а дверь не открывалась.
— Это голубая, — Щукина достала из кармана связку ключей и вставила один в замочную скважину под ручкой. — Сейчас вы сами увидите. Сейчас тут никто не живет, и мы не открываем. И не убираем пока.
Однако просторный холл с диваном, креслами, низким столиком и шкафом не выглядели заброшенными и неубранными. Стены и впрямь были голубыми, а оббивка мебели — синей. Следователь прошел дальше, в комнату, отделанную в такой же цветовой гамме, с двуспальной кроватью посередине.
— Мебельные гарнитуры все отечественные, от одной фирмы, но с разной отделкой, — пояснила Надежда, словно заполняя затянувшуюся паузу.
— Вижу. Знакомая фабрика. Две недели назад такие горели на складе мебельного магазина, пришлось разбираться. Слышали про пожар?
— Да, конечно. Алина и Тимофеевна говорили. Это не далеко от их дома… И вот…
Щукина всхлипнула, но следователь не собирался терять время и позволять ей расслабляться в сантиментах и сурово припечатал:
— Нарушение правил пожарной безопасности! Грузчики привыкли курить в помещении. И вот результат: убыток на девяносто четыре тысячи. А тут кто-нибудь уже останавливался? — Виктор приоткрыл дверь в ванную.
— Пока никто. На прошлой неделе только пол закончили и мебель расставили.
Оба посмотрели на пол.
— Удачный узор, — похвалил Кинчев.
— Ну, не самый лучший… — заскромничала Щукина, словно обсуждали ее собственную работу. — Тут паркет модульный, его проще накладывать. А вот в столовой и наверху — художественный, мозаичный.
— Не заметил разницы.
— В мозаичном каждую плашку вручную кладут, важно точно состыковать все блоки. Это очень трудно. А модули склеивают на заводе, а здесь просто подгоняют друг к другу.
— Отлично, — Кинчев осмотрел ванную, потрогал мелкую сине-бело-черную мозаику кафеля, вымыл руки.
