— О, синьора! — Ольга Владимировна начала ее поднимать, зацепив при этом еще несколько дощечек. Сначала падение хорошенькой Алессандры ее даже потешило. Слишком уж утонченной была гостья. Внешность, макияж, фигурка — все безупречное, хоть сейчас на подиум. Одежда и аксессуары — самые изысканные. Вкус плюс шарм, наверное, от Готье или Гальяно. Или кто там у них теперь в моде? Не вышедшие же в тираж Валентино и Версаче.
И еще Сандра Монтаньоль была непристойно молода, намного моложе Ольги. Очаровательная дуреха. Украинского происхождения. Выскочила замуж за старого барона и гордится. А надо бы не нос задирать, а под ноги смотреть.
Ольга Ивановна и посмотрела.
Недавно настланный паркет был полностью испорчен. Художественный, мозаичный паркет! Ручная штучная работа!
Еще и на таком видном месте — возле входа в библиотеку, куда госпожа Ярыжская как раз собиралась вести баронессу-следопытку. А Сандра съежилась, глаза испуганно бегали: на стену, на пол, на потолок.
Из нижнего зала доносилась приподнято-печальная флейтовая мелодия «Одинокого пастуха» Поля Мориа.
Дом будто ожидал нового несчастья. Готовился к нему.
Одна из тайн дома
Лешек Дезидерий Владислав Городецкий был гениальным архитектором, элегантным франтом, бесстрашным путешественником, удачливым охотником, интересным и ироничным собеседником, человеком эклектичным и неожиданным. Во всем. Гордый и независимый, храбрый и мудрый, предприимчивый и инициативный. В нем было что-то и от неудержимых испанских конкистадоров, и от поразительно разносторонних художников Эпохи Возрождения.
Он любил женщин и новый на то время строительный материал — бетон.
Родился в Российской империи, а умер в Иране.
Развлекался на сафари в Азербайджане, Персии, Афганистане, в далекой Кении и на Алтае — и ценил утонченную роскошь уютных интерьеров.
Самое знаменитое свое сооружение начал с пари и блестяще выиграл его: через два года в особняке, построенном на совершенно не подходящем, по мнению специалистов, крутогорье, для ошарашенных гостей был дан банкет, на котором угощали мясом зажаренного на вертеле кабана. Но не собственноручно забитый зодчим зверь всех поразил, а сам Дом с химерами — магнетически притягательный, неповторимый.
А еще Городецкий спроектировал и возвел прекрасную виллу в Евпатории, охотничий замок в Петергофе, главный железнодорожный вокзал в Тегеране и дворец для иранского шаха, фабрику углекислоты и искусственного льда в Симферополе, торговые ряды, бойню и гимназию в Черкассах, филигранную караимскую кенассу, романтические склепы и мавзолеи для аристократов Киева, сахарный завод, больницу, не брезговал заниматься канализацией… И ни одно здание не было серым или невыразительным, для всех хватило его неисчерпаемой фантазии!
Но больше всего поражает воображение драматически пронзающий небо костел святого Николая в Киеве. Готика. Своды не просто стремящиеся ввысь, а словно навеки соединенные с небом. В этом соборе ощущаешь себя не забытой на дне мироздания песчинкой, а дивной жемчужиной, жаждущей омовения и полета к совершенству. Даже если душа вся в грязи и в пороках…
О, к чему только не приложил свои руки и неудержимую фантазию архитектор Лешек Дезидерий Владислав!
Но ко дворцу в Барвинковцах он имел лишь косвенное отношение. Его завистливый преемник, молодой архитектор Григорий Василай, побился с метром об заклад, что его дом будет восприниматься знатоками как произведение самого Городецкого. Лучшее произведение. Шедевр. И усиленно распускал слухи, что проект сделан не кем иным, как автором знаменитого Дома с химерами.
Да, Василаю удалось подражание эклектическому использованию старинных стилей, их объединение вышло тревожно-гармоничным, дворец нравился всем, но судьба самого строителя и его близких в этом доме сложилась трагически.
Хотя заказчиком выступал Барвиненко, архитектор строил его и для себя, потому что обручился с младшей дочерью Игната Филипповича. Старался для той, которая вскоре должна была стать, но так и не стала его женой.
Все удивлялись: зачем было сносить старый дом — крепкий, мог бы еще столетия простоять. Разве что место очень красивое. Подъезжаешь к Барвинковцам, смотришь с холма: по левую сторону — городок, по правую — сосны и ели старого парка. Между деревьями — крыша господского особняка. Фасад обращен к дороге, а из окон с другой стороны — неслыханно прекрасный вид: река, крутые берега, зелень, цветы.
Барвиненко из поколения в поколение интересовались хвойными породами, привозили какие-то экзоты даже из-за океана. Поэтому парк постепенно стал вечнозеленым оазисом среди обычной для этих мест лесостепи.
И, казалось, вечнопрекрасным и вечносчастливым будет дворец. Тайна имени настоящего его создателя должна была вскоре раскрыться. Но не была раскрыта никогда.
Загадочный мертвец
Кирилл Иванович очень не любил, когда его беспокоили не в строго определенное им самим время, но известить о приезде дизайнера нужно было обязательно, и Надя, тяжко вздыхая, поднялась к его кабинету. Утро выдалось нелегким. Довольно рано приехала баронесса. Осмотрела дом и сразу же сказалась больной, обед пришлось нести к ней в гостевую спальню. Перед обедом появился и хозяин. И вот теперь — Буруковский. Кормить их всех… Даже дочь с уроков отпросила, чтоб помогла.
Надя чуть не споткнулась о поломанный паркет. Это ж как надо его каблуком зацепить, чтобы так порушить! Постучала в кабинет — никакого ответа. Из-за двери лилась уже когда-то слышанная песня на английском языке.
Ярыжские любили своеобразную классику эстрады. Мелодии Поля Мориа, Ричарда Клайдермана и К #186; постоянно блуждали по еще не обжитым покоям.
Надя постучала сильнее. Никто не ответил.
Потянула ручку незапертой двери и вошла.
— What can I do? — пропел ей навстречу слаженный унисон хорошо поставленных голосов.
Замерла.
Потому что увидела на полу труп Ярыжского.
Он лежал ничком, неестественно вывернув к выходу голову. Раскрытые глаза остекленели, рот — грозно оскален. А из спины, пробив добротный коричневый пиджак, торчал острый конец длинного ножа.
— What… Динь-динь… Can I do…
Ирреальность того, что происходит, ошеломляла. Лишала возможность мыслить трезво и рационально.
Надя не кричала, не делала лишних движений.
— What… Динь-динь… Can I do…
Она тихо отступила назад, осторожно притворила дверь. Как лунатик, глядя далеко перед собой, но почти ничего не видя, сошла вниз.
Переступая затекшими ногами по ступеням, думала, что напрасно прельстилась на деньги и взяла временной помощницей свою Маринку. Считала ее уже почти взрослой. Да и дочери хотелось хоть немного потереться в роскошных покоях, хотя бы и со шваброй в руках.
