А здесь такое творится…
Маринка на кухне усердно чистила овощи. Что-то напевала. Увидев Надю, привычно-обиженно заканючила:
— Мам, сегодня в техникуме дискотека. Меня Артем провести обещал. Все девчонки будут там. Можно, и я пойду?
Надежда махнула рукой: отцепись, мол. И вышла.
Заглянула в столовую — никого.
В кинозале — тоже.
С левого крыла доносились приглушенные голоса мастеров-паркетчиков и киевского дизайнера.
Снова поплелась наверх — госпожа Ольга стояла под парадным портретом сестер Барвиненко и полировала мягкой пилочкой ногти.
Посмотрела спокойно, спросила ленивым тоном:
— Что опять произошло? Что с тобой?
Надя не хотела сразу пугать и ее, поэтому сначала несмело спросила:
— Вы давно заходили к Кириллу Ивановичу?
Ярыжская недовольно удивилась:
— Совсем не заходила. Ты же знаешь, он не любит, чтобы лишний раз беспокоили, когда работает.
Надя вздохнула. Сказала с холодной улыбкой:
— Мне кажется, там что-то неладно.
— Кажется — или в самом деле?
— Я… Я не знаю… Надо сказать, что приехал дизайнер из Киева. Я стучала, а он… Не отворяет.
— Хм-м… — Ольга потянулась всей спиной, будто кошка. — Пошли, посмотрим, что там неладно.
Она первой вошла в кабинет. Надя — за нею.
В кабинете никого не было.
Абсолютно.
Ни одного живого или мертвого человека, кроме них, только что вошедших.
Из музыкального центра слишком громко, но теперь успокаивающе неслось «Yesterday».
— Кирюша! Где ты? — позвала Ярыжская. Спросила у Нади:
— Куда это он девался? Вроде бы и не выходил.
Обе вышли назад, и подались к библиотеке.
— Кирилл! — снова повысила голос Ольга.
— Что там? Ни минуты покоя! — откликнулся голос Кирилла Ивановича. Зашлепали по винтовым ступеням из башенки его большие домашние тапочки. — Что там случилось? — Он спускался вниз, живой и здоровый, в серых брюках и коротком домашнем халате.
— Приехал Буруковский, — известила Ольга.
— Ну и что? Он и сам всегда знает — что делать.
— Тебя Надя искала.
— Что вам, Надежда Карповна?
— Я… — Надя запиналась, так как переживала бурный переход от ужаса к эйфории. — Я только хотела… Рассказать о приезде…
— Благодарю, рассказали.
— Наде пригрезилось что-то странное, — вмешалась Ярыжская.
— Снова? — Кирилл Иванович не скрывал неудовольствия. — Что на этот раз? Из унитаза вылезла красавица? Или на этот раз для разнообразия — красавец?
— Извините, на этот раз совсем какая-то глупость, — Надя улыбалась теперь совершенно искренне. — Мне показалось, то есть примерещилось, ну, в общем, что вас зарезали.
Ярыжский хмыкнул:
— Карповна, я и не знал, что вы начали употреблять алкоголь в рабочее время.
— Я не пила, ей-богу! И капли во рту не было!
— Надя многовато работает, — благоразумно заметила Ольга Владимировна. — С утра до ночи. Почти без выходных. И за себя, и за Тимофеевну, и за… Словом, завтра я скажу тем сестрам, то есть кумушкам — как их там? — чтобы определились: или — к нам, или пусть и дальше у себя на молокозаводе метут за три копейки. Надя, скоро вы будете иметь надлежащую помощь.
— Благодарю, — Щукина наклонила голову и подобострастно удалилась.
До кухни она шла в прекрасном расположении духа, но уже там, среди привычных уютных запахов, в сердце возвратились сомнения.
— Мамунечка, как же насчет дискотеки? — Маринка уже старательно нарез #225;ла морковь.
— Что за дискотеки среди недели? Уроки надо учить. Ты и так много пропустила.
— Да нам почти ничего не задали… Ну ма-ам…
— Ты оставишь меня в покое или нет?
— Так всегда: на дискотеку нельзя, на баронессу взглянуть — нельзя.
— Последняя претензия не ко мне. Она не выходит из комнаты, — механически заметила Надежда.
— А давай ужин ей понесу я. И увижу…
— Сейчас ты увидишь, какая я бываю злая! — взорвалась неожиданным гневом бывшая учительница.
Маринка надулась и уже не мешала размышлять. Но сначала мысли Нади направились в сторону печальной статистики падения местной морали. Это же не шутка, уже в бар девушка девятнадцати лет не может зайти — перестарок. Там только пятнадцатилетки с ребятами развлекаются. Мини-юбки на них абсолютно развратные — почти трусы видно. А у некоторых и не почти. Конечно, и Маринке горит, конечно — скоро пятнадцать, а у нее еще и кавалера не было. Туда же, спешит…
Потом перед глазами снова всплыл мертвый Ярыжский. Лежал вниз лицом… Прямо на полу. Нет, на ковре… А последний раз, когда заходила с Ольгой, был ли на полу ковер? Вчера его чистила пылесосом… А сейчас он есть ли нет?
Почему-то захотелось проверить, все ли похожие на тот кухонные ножи на месте. Вот они, новенькие, с черными ручками. Одного нет. Зачем-то еще раз пересчитала: пять, а шестого, самого большого, не было. Заглянула в мойку, посмотрела по шкафчикам, на столах — нет.
За окном начал синеть вечер, большая черная ворона сидела на ветке и неодобрительно смотрела в кухню умными глазами-бусинками. Маринка снова завела старую песню о дискотеке.
Зашла госпожа Ярыжская и медовым тоном спросила про Надино здоровье. Потом разрешила пойти домой и отдохнуть до завтра.
— Ну, как я пойду? У вас же гости. И ремонтников еще не кормили.
— Не беспокойтесь, и у меня руки есть. Сама все сделаю. Вам надо отдохнуть. Проведите наконец семейный вечер с дочерью.
Надя устало улыбнулась. В конце концов, она три недели работала без выходных. И заслужила этот вечер. Через пятнадцать минут, закончив все приготовления к ужину, они с дочерью уже бодро маршировали к городку, вдыхая свежий морозный воздух. Какое им дело до чьих-то запутанных проблем?
Маринка поставила крест на ожиданиях круто развлечься этим вечером и больше не канючила.
Солнце зашло, но до настоящей тьмы было еще далеко. Сумерки, снег, небо — ярко-багряное на западе, и синее с первыми звездами — над головой.
И пьянящее ощущение свободы. Ото всего, абсолютно. И ото всех.
«У церкви стояла карета, там пышная свадьба была…»
Вера обмакнула перо в чернильницу и обратила свой взор на лист тисненной бумаги, который приготовила, чтобы ответить на письмо подруги, недавно ставшей москвичкой. Начала она традиционно, с благодарностей, приветов и поклонов. А вот дальше… Кротко улыбнулась и вздохнула. Людмила Эртель, мечтавшая стать в недалеком будущем Гардениной, обладала отменным эпистолярным стилем, писать к ней хотелось бы не хуже, но не каждому Бог дает подобный талант.
