Воровато озираясь, вверх поднялся Николай Гапченко.
— Смотрите, как направляется! А? — прозвучал сзади голос Ярыжского.
Виктор остановил изображение. Гапченко замер с поднятой над ступенькой ногой и неестественно повернутой назад головой.
— Подозрительно идет, — ответил он спокойно. — А как там мой протеже, Тур?
— Ну, он скорее мой протеже, хе-хе. — Кирилл Иванович умостился на диване рядом со следователем. — У нас — все о'кей. Я его взял, дорогая, — пояснил жене. — Больше охранников — и нам спокойнее. Тем более — одноклассник уважаемого следователя… Смотрите, что дальше будет. Здесь самое интересное начинается.
Кинчев нажал кнопку play. Все трое уставились на экран.
Испуганно озираясь, медленно поднялась вверх молодая красавица-баронесса. Глядя на нее, Кирилл Иванович слегка нахмурил брови и покусал губы.
— Угу! — воскликнула госпожа Ольга таким тоном, словно поймала свою уборщицу за воровством серебряных ложек.
Воровато озираясь, вверх прошел Валентин Буруковский.
— Ага! — сказал Ярыжский значительно.
— Интересно, — спокойно согласился Кинчев.
Быстрым шагом наверх прошествовала Ярыжская, на ходу снимая меховую ханскую шапку. Отряхивала с нее снег прямо на мраморные ступени.
— Ты — сама деловитость, дорогая, — не удержался от комплимента ее супруг. В ответ она лишь кокетливо вздохнула.
Между тем экранная Ольга Владимировна спустилась вниз, на этот раз с Буруковским. Оба улыбались, обсуждали качество паркета, даже в этот прозаичный разговор дизайнер умудрился вставить цитату:
— Что мы, госпожа Ольга? Мы — лишь люди. Как сказано в Экклезиасте: «Все, что создает Бог, это навсегда. Нельзя ничего прибавить к тому, ни отнять». А творения человека — далеко не вечны. Сколько великолепных, неповторимых зданий, истинных чудес света бесследно исчезло с лица земли! И мы их никогда не увидим! От этой мысли настоящего ценителя прекрасного охватывает чувство горечи… И даже ужаса! Труд реставраторов — это подвиг человечности…
— Поэтому он и должен быть качественным, — прервала его разглагольствования хозяйка.
— Ну, чего же вы хотите? — добродушно отозвался Валентин. — Современные материалы… А особняк — старинный. Он обязан хранить свои секреты. Дыхание своих создателей. А мы вечно спешим, забываем, что произведение искусства часто необъяснимыми, сакральными нитями связано с творцом. И с наивысшим Творцом, Тем, Кого благоговейно пишем только с большой буквы. Разве могут постичь это простые ремесленники?
На этот раз его прервал звонок мобильного телефона.
— Прошу прощения, — сразу выхватил его из кармана дизайнер. — Да… Я подумаю… Понял… Я перезвоню. — Услышанное сильно взволновало дизайнера, но он тут же направил улыбку в сторону пани Ольги. — Ох, уж эти неожиданные звонки! Издержки цивилизации. Нигде нет спасения. Вы заметили, что благодаря мобильной связи мы стали менее свободными? Связь связывает — вот несчастный каламбур современности. Но не будем унывать. Вспомним слова Гилфорда: «Жить — значит иметь проблемы. Решать их — значит расти интеллектуально».
— Меня волнует все-таки больше, как нам настелили паркет, — вернула его к действительности Ольга Владимировна, продолжая спускаться. — За что же мы им платим, если… — последние слова Ярыжской прозвучали снизу уже неразборчиво.
Но голос дизайнера рокотал все еще весьма отчетливо:
— Да разве можно оценить вдохновение? Помните, как писал Луис Ортега: «Нетлением прославлена рука художника, что заключил в пространство мелькнувшее крылатое убранство и глаз небесный ангела…»
Однако этого витийства уже никто не слушал.
— Мы вам об этом уже говорили, — объясняла реальная Ольга Владимировна, — только положили — и качественный паркет вдруг ломается. Без всякой видимой причины.
— А невидимой? — спросил Кинчев.
Пани Ольга вмиг оживилась и обратилась к супругу:
— Ну, что, мой дорогой, не только я, суеверная женщина, но даже и опытные представители компетентных органов видят, что здесь что-то не так. Этот дом, он меня иногда просто пугает, поверьте… О нем рассказывают странные легенды. И заметьте, люди верят в них.
Опытный представитель компетентных органов слушал болтовню женщины в пол-уха, зато очень внимательно смотрел видео.
На экране пробежала вверх взволнованная Щукина.
— О, это уже Гапченко обнаружили! — догадался Ярыжский.
Назад Надя шла с баронессой, и Кирилл Иванович снова прокомментировал:
— Мы только до этого места без вас успели просмотреть. А сеньора Сандра, между прочим, — весьма интересная женщина. А я ей до сих пор не представился, хе-хе. Хотелось бы с ней поближе познакомиться. Чисто платонически, дорогуша.
— Сейчас, как только закончим просмотр. Я бы и раньше с радостью вас познакомила, да ты дома редко появляешься.
— Дела, хе-хе. Закрутился, извини. Даже такую гостью развлечь некогда.
— У нее странные понятия о развлечениях — почти не выходит из комнаты.
Тем временем на экране появились и сам следователь, и милиционеры. Поднялись наверх, спустились. Потом Ольга, баронесса. Несколько раз промелькнула поглощенная заботами Щукина. Она же выключила всюду свет и спустилась последней. На секунду экран потемнел.
Вдруг стало светлее, будто где-то далеко открылось отверстие в безграничную Вселенную. Ступени дремали, окутанные прозрачной тьмой, а сверху сеялось холодное белое сияние, зловещее и успокаивающее одновременно.
— Лунная была ночь, — вспомнил Ярыжский, — я ехал по трассе, как по Крещатику… — и враз поперхнулся.
По лестнице медленно проходила, будто плыла, тоненькая, почти прозрачная девушка. В старинном белом платье. Со свечкой в руке. Неживое бледное лицо. Тугие вороные кудри — по пояс.
— Это она! — прошипела Ольга.
— Кто? — хрипло спросил Кинчев.
— Она, призрак, — выдохнула Ярыжская. — Дочь хозяина, которая умерла здесь, на втором этаже. С портрета…
Девушка-призрак возвратилась снизу и снова приблизилась, теперь уже лицом к камере.
Ужасно бледная, белая, как мел.
Но живая, молодая, красивая.
В правой руке — свеча, а левой неожиданно сделала колдовское движение — прямо на камеру.
— А-а-ах! — пронзительно взвился звонкий девичий голос. Сзади.
Все трое зрителей подскочили и оглянулись.
Держась за косяк, на пол медленно сползала смертельно побледневшая баронесса Монтаньоль.
Очаровательная дура
Кинчев с удовольствием наблюдал смятение, с которым они, бестолково галдя, переносили упавшую в обморок Сандру на второй этаж, в ее комнату, — они с Ярыжским несли, Ольга бегала рядом кругами и кричала на несчастную Щукину, которая не догадалась сразу прихватить из аптечки хотя бы нашатырного спирта.
