Греческий пантеон не был неизменяемым. Микенские боги только на совсем небольшую часть были индоевропейскими, Аполлон же и Афродита, по-видимому, лишь позднее вошли в их число. То, что вообще возникло замкнутое сообщество собственно греческих богов, сделалось возможным благодаря эпосу; его расцвет в VIII в. отмечает определенную границу: все, что добавилось позднее, уже не ассимилировалось окончательно и сохраняло черту чужого. Правда, начиная с середины VII в. греческая культура так обогатилась содержанием и возымела такую силу влияния, что на какое-то время в нее почти перестали проникать чужеродные элементы; однако, полностью их поток не прерывался никогда.
Культ умирающего бога Адониса3 предстает в полной мере сложившимся уже в девичьем окружении Сапфо на Лесбосе около 600 г.4; пожалуй, даже можно было бы спросить, не пришел ли Адонис к грекам с самого начала вместе с Афродитой. Уже греки знали, что этот бог пришел к ним из семитсгкого ареала; его родиной называли Библ и Кипр5. Имя Адониса, очень вероятно, восходит к семитскому adon, «господин». И в то же время нет никаких доказательств ни существования семитского культа, точно соответствующего греческому и связанного с этим словом, ни хотя бы мифа об Адонисе на семитской почве6; о культе в Библе имеются лишь поздние, греческие сообщения7. Достоверно известно о распространении месопотамского культа Думузи-Таммуз. Ветхозаветные пророки говорят об этом с возмущением: женщины сидят перед воротами и плачут по Таммузу, они воскуряют «Ваалу» на кровлях, они сажают «веселые растения»8. Перечисленное как раз и было особенностями культа Адониса: чисто женский культ, действо которого проходило на плоских кровлях, где также выставлялись глиняные горшки с посеянными в них зелеными травами, дававшими быстрые всходы — так называемые «садики Адониса»; ароматы благовоний определяли атмосферу праздника, центром же его был плач в голос по умершему богу. Затем мертвого Адониса, в виде вылепленной из глины фигуры на смертном одре, выставляли на всеобщее обозрение и несли к могиле: изображение, а вместе с ним — и садики, бросали в море9. Лишь один источник, относящийся к императорскому времени, говорит о том, что сразу вслед за этим люди утешали себя заверениями, что бог будто бы жив10. Миф11 рассказывает о рождении Адониса от благовонного дерева, myrrha, в результате кровосмесительной связи девушки Мирры с собственным отцом; Афродита поручила прекрасного мальчика заботам Персефоны, которая потом не пожелала отдать его обратно; как и в случае с самой Персефоной, спор разрешается тем, что Адонис две трети года должен был принадлежать Афродите12. Более популярной стала другая версия гибели любимца богини любви: на охоте дикий вепрь — или Apec в образе зверя — наносит ему рану в бедро, и Адонис умирает, истекши кровью. То, что смерть бога совпадает с умиранием природы в летний период — адонии, как и месяц «таммуз», приходились на июнь-июль — есть древнее, пошучившее широкое признание толкование, которое, однако, мало что проясняет. В Греции у культа Адониса была и особая роль — для женщин, обычно ввергнутых в тесные рамки, он означал возможность ничем не сдерживаемого излияния чувств, — в противоположность действовавшим в полисе и семье строгим порядкам, одновременно представляя собой антитезу и официальным женским празднествам в честь Деметры13.
Культ Великой Матери, Meter14, сложен, поскольку здесь местная, минойско-микенская традиция пересекается с прямым заимствованием из фгигийского царства в Малой Азии. Жертвенные дары «божественной матери» фигурируют на табличках из Кносса, доказано существование святилища «Матери», принадлежащего минойской традиции, в Кноссе, начиная с XI в.15 Напротив, анатолийское со всей очевидностью являет себя в именах «Кивева» и «Кибела», как и в обычном указании на нее как на «фригийскую» богиню. Сегодня известно, что «Кубаба» — относящееся к бронзовому веку имя богини — покровительницы города Karkemis на Ефрате, и есть возможность на основании письменных свидетельств и изображений проследить, каким образом происходило распространение культа в ранний железный век16; достигнув фригийцев, живших во внутренней части Анатолии, этот культ приобрел там особое значение. Хотя важнейшие фригийские памятники17 — огромные высече*шые в скале фасады, с нишей для изображения богини, стоящей между двумя львами, а также статуя богини в высоком венце — знаке божественной власти, (polos), — стоящей между флейтистом и музыкантом, играющим на лире, из строения с воротами в фригийском Богазкёе — относятся лишь к VI в. и с точки зрения техники уже испытали на себе греческое влияние. Тем не менее, это не может служить поводом для сомнений в том, что сама традиция восходит ко времейам наивысшего расцвета фригийского царства при царе Мидасе. Во фригийских надписях на памятниках несколько раз читается matar, один раз — matar kubile18. Малоазийские греки, по-видимому, заимствовали Кибелу уже в VII в.
Обычно у греков богиня называлась просто Meter, Meter oreie «Горная Матерь», или по именам отдельных гор: Meter Dindymene, Meter Sipylene, Meter Idaia и т. п. Культ исходил из северной Ионии и Кизи-ка; о празднике в Кизике сообщает Геродот19. Характерны посвятительные рельефы с фронтальным изображением богини, сидящей на троне в храме20; ниши с такого рода изображениями приделывались и к естественным поверхностям скал. Культ в значительной мере был частным; носителями и распространителями его были странствующие жрецы, просившие милостыню, metragyrtai, называвшие себя kybe-boi21. Для культа Матери в Фивах творил Пиндар; по легенде он сам ввел этот культ22. В Афинах где-то в конце V в. была установлена статуя Матери работы Агоракрита, с тимпаном и львом — ее поместили в древнем булевтерии на Агоре; впредь в этом «Метрооне» находился государственный архив23.
«Матерь» не вполне вписывалась в генеаололгическую систему греческой мифологии. Для Гомера и Гесиода существовала мать Зевса, Геры, Посейдона и некоторых других личностных богов; ее звали Rheie — имя, встречающееся только в мифе. Культовая «Матерь», напротив, была «Матерью всех богов и всех людей»24, а кроме того, возможно, еще матерью животных и вообще всякой жизни; поэтому в ее ведении находилось продолжение рода; Кибела отождествлялась с Афродитой25. Собственного мифа не было. Греки перенесли на Кибе-лу миф о Деметре; когда Деметра как «Матерь» сделалась также матерью Зевса, зачатие Персефоны неизбежно превратилось в инцест, что сообщило ее истории особую пикантность26.
Матерь чествовали при помощи дикой, возбуждающей музыки, которая могла возвышаться до экстаза; так служил богине мужской союз корибантов. Их приход сопровождался диким визгом флейт, глухим грохотом барабанов (tympana), дребезжанием бронзовых тарелок (kymbala); впечатлительных людей богиня «повергала» в состояние экстаза и «одержимости»27. Согласно представлению об этом мифа, в процессии вместе с людьми шли дикие хищные звери — обычно, леопарды или львы; целью шествия было принесение в жертву быка; изобретение тимпана, обтянутого бычьей шкурой, усмирило гнев «Матери»28. Самое позднее, со времен Пиндара (см. прим. 22) перестали видеть отличие между свитой Meter Kybele и толпой, сопровождающей Диониса: освобождение от уз порядка, шествие на гору, экстатический танец создали тождество.
