Дионис
Дионис ускользает от какой бы то ни было четкой оформ-ленности; по этой причине его отношения с другими олимпийцами также носят двойственный, даже парадоксальный характер: близость превращается в таинство мистерий, противопоставление оборачивается идентичностью. Так, Дионис может связываться с Деметрой как плод древесный с плодом нивы62, вино с хлебом; но за естественными природными данностями стоит мрачный миф о растерзанном сыне Пер-сефоны63. С Гермесом, богом, для которого не существует границ, у Диониса дружеские отношения; среди прочего, Гермес доставил новорожденного ребенка в Нису, на попечение нимф; все знают знаменитую статую из Олимпии работы Праксителя, изображающую Гермеса с младенцем Дионисом на руках64. На празднике Анфестерий, в третий день, приносились жертвы «Хтоническому Гермесу» — ведь с вкушением молодого вина в жизнь вторгалось потустороннее65. Судя по всему, впрочем, Дионис сам мог быть установлен в виде гермы66; при этом, видимо, уже в античности однозначного объяснения не существовало, некоторые вопросы продолжают вызывать споры и теперь; казавшиеся четкими границы «плывут».
Артемида и Дионис, кажется, противостоят друг другу как утренняя прохлада и полуденный зной; и все же их культы имеют много параллелей67: тот и другой, и никто кроме них, имеют каждый свой «фиас», свиту, составленную из подвижных танцовщиц, хотя при этом «менады» — женщины, а «нимфы» — девственницы; в танцах в честь Артемиды, так же, как и в честь Диониса, могли использоваться маски и даже фаллические переодевания68. В то же время, гимн Тимофея, в котором он назвал саму Артемиду «безумной фиадой», вызвал у слушателей протест69. И все же то, что имело отношение к Артемиде, легко могло переходить в дионисийское. Со святилищем Артемиды в Кари-ях связана история о приходе туда Диониса, который соблазнил одну из девушек70. Праздник Артемиды и праздник Диониса в Патрах переходили один в другой71: центральный храм «трех областей» был посвящен Артемиде Трикларии. Юноши с венками из колосьев шли к святилищу у реки Милиха; они складывали венки «у богини», совершали омовение в водах реки и надевали венки из плюща, чтобы так выйти навстречу Дионису Эсимнету. «Эсимнетом» назывался древний деревянный идол, хранившийся в ларце; этот ларец всего один раз в году, в праздничную ночь, жрец с девятью избранными мужчинами и девятью избранными женщинами выносили из храма и открывали; всякий, кто бросал взгляд на это изображение, становился «безумен». Миф рассказывает, как Артемида, после того как ее святилище было осквернено парой юных любовников, избравших его приютом любви, требовала принести ей человеческую жертву, юношу и девственницу, пока приход Асимнета не положил этому конец. «Девственная» жестокость растворилась в ночном экстазе. Неистовое же безумие дочерей Прета, наоборот, прекратилось благодаря вмешательству жреца Диониса Мелампа в храме Артемиды в Лусах, месте «омовений»72.
То, что мачеха-Гера преследует Диониса своей ненавистью, миф изображает со всей возможной изобретательностью: Гера вероломно заманивает Семелу в ловушку, и та гибнет; она насылает губительное безумие на его кормилицу Ино, ее детей и супруга; она делает безумным самого Диониса73. И все же в этой враждебности скрыта странная близость: повергать в безумие — привилегия прежде всего именно «неистовствующего бога». Так, версии мифа о дочерях Прета расходились в том, кто, Гера или Дионис, наслал на девушек безумие74. В ритуале противостояние обоих божеств подчеркивалось тем, что их жрицы не здоровались при встрече, а еще в святилище Геры нельзя было приносить плющ75; именно это взаимное отрицание на самом деле является тем, что их связывает. Действительно, Дионис и Гера вместе с Зевсом были объединены общим культом в одном святилище на Лесбосе76; прозвище Диониса «Сыроед», Omestas, указывает на ритуал Агрионий, который стоял за мифом о Претидах в Тиринфе и Аргосе. Шестнадцать женщин-элидянок, устраивавших для Геры ее праздник, собирали один хор девушек для Гипподамии, другой — для Фискои, возлюбленной Диониса и учредительницы его культа; очевидно, они же призывают «героя Диониса» прийти «бычьей ногой»77. Вместо того, чтобы взаимно исключать, Гера и Дионис взаимно обусловливают друг друга.
Самым знаменитым стало противопоставление Диониса и Аполлона, дионисийского и аполлоновского78. С того времени, как Фридрих Ницше думал, что нашел в этой оппозиции словно бы ключ к духовной истории греков и одновременно к существу искусства — мечта в противоположность опьянению, оформленность и граница в противоположность слиянию и уничтожению — созданные таким образом знаки обрели свой собственный смысл и свою собственную жизнь, тем самым сделавшись почти не зависимыми от истока — греческой религии. В ней Аполлон и Дионис не просто братья, рядом с ними всегда присутствуют еще и другие боги. При этом все же они двое часто связаны непосредственно. На некоторых чернофигурных вазах с одной стороны нарисован Аполлон, с другой—Дионис79. Наксос на Сицилии чеканил монеты с изображением головы Аполлона и Диониса80. Фиванцы приносили жертвы Дионису и Аполлону Исмению как своим верховным богам81. Не совсем понятным остается «Аполлон Дионисо-дот», известный по мистериям в аттических Флиях, его имя, казалось бы, говорит о том, что Аполлон предстает как «дар» Диониса82.
Контраст Аполлона и Диониса был сначала осознан применительно к музыке: их культовые песни, пеан и дифирамб, считаются несовместимыми ни в гармонии, ни в ритме, ни в том, что называется словом «этос» (ethos)83; чистота противопоставляется опьянению; вдобавок, контраст струнной музыки и флейты84. Это противостояние наиболее ярко выразилось в мифе о сатире Марсии, бывшем мастером в игре на флейте; бог своим пением под аккомпанимент струн победил его, после чего содрал с него кожу. За этим мифом стоит жертвоприношение барана для фригийской Матери85; однако, значение этого комплекса оказалось возможным умозрительно конкретизировать и заострить, так что в результате аполлоновское как чистое и подлинно греческое стало в оппозицию по отношению к варварскому, фригийскому. При этом Дельфийский бог ничего не имел против флейты; на первых Пифий-ских играх победил аргосец Сакад, воспевший в своем соло на флейте победу Аполлона над драконом86.
Важнейшее место, где встречаются и достигают соглашения Аполлон и Дионис, это Дельфы. Трагики, начиная с Эсхила, любили придавать Аполлоновым Дельфам одновременно и дионисийские черты87. Рисунок на вазе IV в. изображает, как Дионис и Аполлон протягивают друг другу руку в Дельфийском святилище88. По Плутарху89, четыре зимних месяца Дельфы принадлежали Дионису, летние же месяцы были временем Аполлона; святилище переходило под его власть в весеннем месяце бисии; поначалу лишь тогда он давал оракулы. Пользовавшаяся большим влиянием женская коллегия фиад устраивала на склонах Парнаса каждые два года, зимой, свой праздник в честь Диониса; они «пробуждали Ликнита», младенца-Диониса, раскачивая веялку, плетеную корзину с зерном (liknon); одновременно в храме приносили жертвы hosioi, мужская коллегия служителей Аполлона90. На восточном фронтоне храма в IV в. был изображен Аполлон в окружении Муз, на западном — Дионис в окружении фиад91; восходу солнца соответствовал закат. Тогда же утверждалось, что Дионис будто бы похоронен в храме Аполлона в Дельфах, рядом со священным треножником и Омфалосом92. Так Дионис, кажется, окончательно превратился в темную, «хтоническую» противоположность Аполлона. С точки зрения истории религии это взаимопроникновение обычно возводится к решению Дельфийских жрецов, которые в древние времена приняли дионисийское движение, легализировали его и тут же заключили в устойчивые рамки93. Никаких письменных свидетельств, где говорилось бы о том, как именно это происходило, нет. Во всяком случае, источником влияния выступает все та же, неизменно возникающая полярная структура.
