Карл Мейли показал, что подобные «комедии невиновности», отмеченные чувством вины, способом выражения которого они являлись, представляют собой нечто очень древнее, восходящее ко временам охотников26. Дополнительные религиоведческие гипотезы, согласно которым этот бык — в действительности или изначально — сам бог или тотем, вегетативный дух или царь, скорее вносят элемент лишней мифологизации, чем что-то объясняют. Умерщвление жертвы, естественная часть всякого животного жертвоприношения, здесь обыгрывается таким образом, что возникает атмосфера совершения чего-то ужасного, после чего должно оставаться чувство вины, — эмоции, вполне уместные именно в последний месяц года. Существует множество связей между этим жертвоприношением и Скирами: «бычье убийство» осуществлялось представителями элевсинского рода Кериков два дня спустя после того, как Эрехфей и Афина покидали город в направлении Элевсина; при этом Керики возводили свой род к Гермесу и одной из дочерей Кекропа, Герсе, одновременно гиерофант из рода Евмолпа был постоянным гостем в афинском пританее. Афины и Элевсин сообща участвовали в ритуале выворачивания наизнанку//переиначивания// привычных связей и разрушения.
Разрушение, пишет Платон27, не менее необходимо и во благо, чем становление нового; по этой причине в своем государстве он считает нужным посвятить последний месяц года богу подземного мира, Плутону. Ритуал наглядно показывает ужас уничтожения жизни; пускай люди пытаются отстраниться бегством и отрицанием своей вины, тем не менее, и это парадоксально и впечатляюще показывает этиологический миф, единственный способ преодоления — повторение при участии всех; поэтому «убийство» является одновременно утверждением «полиса», совершаемым в честь Зевса Градохранителя.
Новая луна приносит новое начало; первой, в седьмой день, идет дающая название месяцу «Hekatombe» для Аполлона; восьмого Гека-томбеона, как считалось, Тесей возвратился в Афины28. А двенадцатого следовал еще один праздник переиначивания привычного и смены ролей: праздник в честь Кроноса, Кронии29. Во время этого праздника раз навсегда установленный порядок, в согласии с которым жили люди, тоже переставал действовать, но происходило это иначе, чем во время Скир: рабы, в остальном бесправные, угнетенные и занятые работой на хозяев, приглашались своими господами к столу, принять участие в обильной трапезе; они также могли с криками и шумом шататься по городу. Кроме того, должна была приноситься официальная жертва, ведь Кронос вместе с Реей имел свой храм и алтарь. Кронос олицетворяет период времени до того, как Зевс установил свой порядок; в сочетании с мифом о пяти веках он делается правителем «золотого века»30. Власть и работа, насилие, характерные для сегодняшних будней, тогда «еще» не имели силы; и вот на своем празднике рабы возвращались к истокам, в некое идеальное доисторическое прошлое, которое, конечно, не могло быть прочным. В некоторых ионийских городах на месте аттического Скирофориона стоял месяц Кронион; в Афинах получалось удвоение мотивации, в результате чего контраст разрушения и нового начала подчеркивался переменой угла зрения.
Следом, шестнадцатого числа месяца Гекатомбеона, шел праздник Синэкий, Synoikia31, учрежденный в воспоминание о введенном Тесе-ем «синойкизме», объединении всех аттических деревень в одну полисную общину. Жертвы в этот день приносили Эйрене, Миру, и происходило это на Акрополе; четкие границы полиса снова можно было охватить взглядом, женщинам и рабам снова было указано их место.
После этого, наконец, следовали Панафинеи — день рождения города32. Все то удивительное, ночное, ужасное или гротескное, что было свойственно предыдущим праздникам, здесь полностью отсутствовало; оставался лишь ослепительный блеск мраморного фриза Парфенона. Приблизительно с 570 г. каждые четыре года устраивались как всегреческие состязания «Великие Панафинеи»; однако основные элементы этого праздника были присущи также и «малым», ежегодным Панафинеям, речь идет о шествии и агоне. Вступлением ко всему было ночное празднество, pannychis;^c восходом солнца приносили новый огонь, который доставляли к алтарю Афины, пробежав с факелом от соседней рощи Академа33, где совершались жертвоприношения одновременно Эроту и Афине, и дальше, через Агору, на Акрополь. У Ди-пилонских ворот, где дорога, ведшая из Элевсина, входила в город, формировалась многочисленная процессия, которую фриз Парфенона доносит до нас в неподвластной времени красе. Члены общины имели каждый свое место: юные всадники и знатные старцы, девушки с утварью для жертвоприношения, корзинами и кувшинами, даже жертвенные животные. Уже на Малых Панафинеях приносилась жертва Афине Гигиее, Hygieia, и другие жертвы, во время которых были задействованы все должностные лица — пританы, архонты, стратеги; потом на «большом алтаре» забивали одновременно более ста овец и коров, мясо же раздавали гражданам на Агоре34. Перед этим, кульминацией собственно праздничного действа, была передача нового одеяния древнему хоапоп Афины Полиады; афинянки трудились сообща над ним в течение нескольких месяцев; традиционной темой рисунков на изготовленном ими покрывале была гигантомахия, которая также была изображена на фронтоне более древнего, времен тирана Писист-рата, храма Афины. Если передача пеплоса представала взору в центральной части внутреннего фриза Парфенона, восточный фронтон над ним изображал рождение Афины в окружении богов; сцены кентавро-махии на внешних метопах были вариацией на тему победы над грубой силой, стоящей вне цивилизации: низвержение низших, триумф высших, так создавалось ощущение, что все на своих местах.
В Панафинейских состязаниях была одна необычная, древняя форма соревнований колесниц, которая вообще являлась продолжением битв колесниц эпохи бронзы: «апобат», apobates, прыжок вооруженного воина на ходу с колесницы, после чего ему предстояло еще бегом преодолеть некоторое расстояние. Изобретателем управления колесницей в полном вооружении, согласно преданию, был Эрихтоний, учредитель Панафиней. То, каким образом младенец в kiste превратился во взрослого мужчину, это миф запросто может обойти молчанием; достаточно, что на празднике Панафиней царь предстает в расцвете сил; могучим прыжком воина овладевает он своей землей. Из ночного таинства аррефор возникает торжество этого дня. Таков новогодний праздник афинского полиса и его богини.
Все это имеет вид растянутой во времени кривой, колебания которой, однако же, имеют определенный значимый ритм. Очевидно, можно выделить случайные скопления праздников: Скиры и Кронии с одной стороны, Гекатомбеи, Синэкии, Панафинеи — с другой, как кажется, почти дублируют друг друга; Буфоний могло не быть или они одни могли выступать в качестве новогоднего праздника, — повод так думать дает существование в других городах месяца Буфониона. Тем не менее, никакие два из них нельзя поменять местами. Афины были городом богини Афины; но праздничный цикл определяется не только этим. Почти весь Олимп вместе с героями приводится в движение: вначале Афина, Аглавра, Пандроса, Куротрофос, Эрехфей, Афродита и Эрот; Афина, Посейдон-Эрехфей, Аполлон-Гелиос, Деметра и Кора, герой Скир на Скирах; Зевс Полиевс; затем Аполлон, Кронос, Тесей, Эйрена, наконец, наряду с Академом и Пандросой, Эрехфей и прежде всего — Афина, стоящая в этом перечне как в начале, так и в конце. Кривая напряжения также прослеживается и в жертвенных животных: коза, баран, бык, лишь напоследок — обычная жертва из овец и коров. В действе по очереди заняты различные знатные роды: Праксиер-гиды, Етеобутады, Керики, наконец, все демократически избранные должностные лица. Налицо измерение, определяемое понятиями центра и границы, «внутреннего» и «внешнего»: от Акрополя к Скирону, от рощи Академа к Акрополю; затрагиваются как границы, проходящие внутри общества (женщины, рабы), так и границы жизни вообще (смерть царя, зачатие, девственница, младенец и Эрот). Если что и отсутствует — например, по сравнению с вавилонской культурой, — то это проекция на коомос, сотворение мира и битва с драконом; даже рожденные из земли гиганты здесь — гоплиты. Развертывается картина словно бы антропоморфного организма, ориентированного на человеческую мерку и человеческое существование.