На Крите миф помещал также и «куретов», которые, судя по названию, были просто юными воинами10. За этим стояло культовое сообщество юных воинов, объединявшихся вокруг пещеры на Иде, с их воинственными танцами, размахиванием щитами, о чем уже в очень раннюю эпоху свидетельствуют вотивные щиты из бронзы11. Каждый год в пещере разжигали большой костер и праздновали рождение Зевса12, однако говорилось и о погребении Зевса куретами и даже, вполголоса — о принесении в жертву младенца13. Рождение, пещера, смерть ребенка, танец с оружием — все это, без сомнения, мотивы, присущие обрядам инициации; однако, как представляется, из них развились «мистерии» в собственном смысле слова14. С другой стороны, к Дик-тейскому Зевсу в гимне из Палекастро15 обращались как к «величайшему куросу», и конечно пели этот гимн реальные юноши, kouroi, они же исполняли в танце «мощные прыжки», к которым приглашали бога. Здесь есть ясно выраженная цель — призвать «на этот год» бога и его всеохватывающее благословение; то, что юноши на этом празднике как-то обыгрывают или изменяют собственный статус, никак прямо не выражено. И все же, быть принятым в круг таким образом поющих и танцующих, определенно имело особое значение и не могло через много лет повториться вновь.
В Спарте16 «воспитание», agoge, изобретение которого приписывали Ликургу, приобрело всепоглощающий характер и сделалось самоцелью; ведь закаленная таким образом немногочисленная каста должна была утверждать свое господство над порабощенными илотами. Уже в семь лет мальчиков забирали из семей и делили на «стада», и лишь по достижении тридцатилетнего возраста они становились полноправными участниками общих трапез (phiditia). Эти два момента разделяла сложная система возрастных групп, о которой нам известно далеко не все. Характерным для «маргинального» существования было то, что подростки какое-то время вели жизнь разбойников и должны были кормиться воровством; избранным полагалось на год словно бы исчезнуть —для того чтобы, тайком ото всех, убивать илотов; это и были пресловутые «прятки», krypteia17. В сравнении с этим обычаем более невинным было привлекавшее внимание бичевание мальчиков у алтаря Артемиды Ортии18. Этому предшествовало какое-то время вне города, именовавшееся «лисьим»19; то, что происходило потом, насколько можно судить со слов Ксенофонта и Платона20, была культовая игра: нужно было «украсть у Ортии побольше сыра», остальные нападали на похитителей, по-видимому, обступив защищаемый от них алтарь; возможно, друг против друга выходили две возрастные группы. Продолжением было шествие в длинных, «лидийских», одеждах21. В императорские времена бичевание, очевидно, было жестоким зрелищем, которое устраивалось для увеселения «туристов», это одновременно было и соревнование в умении переносить боль, не шевельнув рукой; жрица Артемиды держала изображение богини, становившееся тяжелым, если удары наносились слишком легко; не исключался и смертельный исход22. В то же время бичевание являлось лишь одним из действий в гораздо более сложном культе Ортии. В его рамках устраивались также мусические состязания, главной наградой на которых был серп23, прелестные хоры девушек24 и гротескные процессии в масках25. В почитании дикой богини сходились крайние противоположности; все же характер инициации совершенно четко прослеживается в последовательности приготовления, «испытания» и облачения.
Различение возрастных групп было важным и в круге почитания Аполлона. На праздник «обнаженных мальчиков», Гимнопедии, неженатые не допускались; те же, со своей стороны, как «карнеаты» должны были устраивать Карнеи и предоставлять для этого необходимые средства26. Ритуальную битву эфебов, носившую название борьбы «Под платанами», описывает Павсаний27: две команды приносили в ночное время в святилище Фебы, находившемся неподалеку от Ферапны, двух молодых собак в жертву Эниалию; затем устраивалась схватка двух кабанов, исход ее считался предзнаменованием для грядущей битвы. Сама битва происходила в «Платановой роще», со всех сторон окруженной стоячей водой; с каждой стороны было по мосту, на одном стояла статуя Геракла в полный рост, на другом — статуя Ликурга. Незадолго до полудня противоборствующие группы сходились там, в драке шли в ход кулаки, ноги, зубы, хотя оружие, судя по всему, не применялось; победителем был тот, кто сталкивал противника в воду.
Суровость спартанского agoge сделалась достоянием фольклора; в других местах принуждение коллективного ритуала уступило свои позиции личной свободе. Но и в афинском институте эфебии28 все еще явно просматриваются мотивы инициации. Всему предшествовало обрезание волос с посвящением их богу, сопровождавшее принятие в члены фратрии на празднике Апатурий29. Собственно служение эфебов состояло, с одной стороны, в военной подготовке в казармах Пирея, с другой — в охране границ, тем самым происходила постоянная смена заключения и пребывания «вне», молодой человек был оторван от отеческой семьи и лишен возможности образовать свою собственную; одновременно это служение предполагало вхождение в полисные культы: эфебы составляли главный контингент всех больших праздников. Когда же при этом особо подчеркивалось, что они во время жертвоприношения «поднимали коров»30, то это была такая же юношеская проба сил, в какой, согласно мифу, юный Тесей принял участие у храма Аполлона Дельфиния.
Разлучение с родителями было свойственно и статусу «девы». Повсеместно во время праздников в честь богов девушки собирались в свои «хоры». На Кеосе девушки, достигшие брачного возраста, проводили целые дни святилищах, где их посещали молодые люди, тогда как по вечерам им полагалось выполнять дома работу служанок31. На Лесбосе во время ежегодного праздника в святилище Геры устраивались соревнования в красоте32. В Афинах все девушки перед свадьбой должны были пройти посвящение Артемиде Бравронской или Му-нихийской33. В Бравроне34 девочки довольно долго, возможно, на протяжении четырех лет, жили «медведицами», удалившись от остального мира в святилище Артемиды, проводя время за танцами, бегом взапуски, жертвоприношениями; мотив уединения и культовая нагота так же присущи инициации, как и угроза принести в жертву в мифе: Артемида требует жертвоприношения юной девушки, которую в последний момент заменяет коза35. В Коринфе семь мальчиков и семь девочек должны были провести год при храме Геры Акрайи, все это время они носили черные одежды; по прошествии года в жертву приносили черную козу, которая, якобы, сама выкапывала жертвенный нож. В связи с этим обычаем рассказывался миф о смерти детей Медеи именно в этом святилище и показывались их могилы36. Встречаясь со смертью, с древней виной, которую вновь и вновь полагалось искупить, дети приобщались к традициям полиса. Еще яснее символика инициации видна в служении афинских аррефор, которое в конце концов завершалось у Эрота и Афродиты; также и здесь происходило жертвоприношение козы37. В такой перспективе становятся более понятными другие упоминания о временном храмовом служении девочек и мальчиков38. Имена богов могут при этом разниться: идет ли речь об Артемиде, Афине, Афродите или Посейдоне — в любом случае, дева, любовное единение и образ отца стоят вехами на чреватом опасностями пути, ведущем во взрослое состояние.
