4.2. THEOS
Понятие «религия» по-гречески едва ли можно было выразить иначе, как сказать просто «почитание богов», theon timai, тем самым одновременно указав на культ тех существ, о которых поэты рассказывали со времен древнего эпоса. Обращает на себя внимание то, что греческий язык отказался от индоевропейского слова для «бога», deivos, по-латыни deus1, невзирая на индоевропейское происхождение эпических поэм о богах; прилагательное dios стало в нем означать всего лишь «героически-лучезарный». Новое слово theos2, со своей стороны, кажется в культе почти что избыточным, ведь в молитве каждый раз призывали конкретного бога, называя все его имена; и то, что theos в единственном числе не образует нормальной формы вокатива, есть нечто большее, чем просто грамматический казус.
К пониманию необходимой и типичной функции этого слова нас подводит формула, случайно сохранившаяся от дионисийского праздника Леней: глашатай восклицает: «призовите бога», и собравшиеся зовут: «Сын Семелы, Иакх, Податель богатства»3 — происхождение, прозвище, характер действия того, кто был объявлен как theos. Theos есть объявление, ввергающее в трепет обозначение присутствия. Когда в комнате неизвестно откуда возникает таинственное сияние, Телемах знает: «Видно, здесь кто из богов олимпийских присутствует тайно», — как у него прежде было предчувствие, что он «беседовал с богом»4. Если человек в состоянии экстаза вел себя необычно, выносилось то же суждение: «в нем бог», он en-theos5. В соответствии с этим, как часто отмечалось, theos употребляется преимущественно в значении предиката; уже у Гесиода могло быть сказано, что и Pheme, Молва, «есть theos», позднее богами называли, например, Счастье, Зависть, Встречу6. Также и расхожий возглас theoi, «боги!», — не молитва, а своеобразный комментарий, слово, вырвавшееся от удивления или недоумения. Повтор theos! theos!, восходит, возможно, к ритуальному крику; это означает теофанию7. Сюда можно добавить особую связь слова theos с явлением божества в мантике8. Таким образом, слово theos не устанавливает личной связи с божеством как с неким «ты», это сообщение о чем-то «третьем», объективном, часто вырастающее, правда, из состояния смущения и потрясения.
Theos использовалось также для сообщения в описательной, уклончивой форме, целью которого было сохранить имя бога для непосредственного общения с ним. Афинянин говорил «he theos», «богиня», имея в виду Афину, в молитве же он обращался к ней «госпожа Афина»; он говорил «to theo», «две богини», имея в виду Деметру и Кору. Имена богов, чьи культы носили характер мистерий, произносили особенно неохотно; некоторые мистерии вообще держали имена богов в тайне; непосвященному лишь давали понять, что речь здесь идет о «великих богах»9. Если рельеф с изображением змеи был посвящен «богу», toi theoi10, то тем самым думали избежать всякого точного определения того, какое отношение змея имела к богу. Наконец, в молитвах прибегали к обобщающей формуле «все боги»11, когда хотели быть уверены в том, что случайно не забыли назвать какого-нибудь важного имени.
Затем, по образцу Гомера, о «богах», theoi, часто говорилось в общих сентенциях: «у бессмертных богов на коленях»12 лежит будущее; человек должен брать, что «дают боги»13. Уже в архаическое время для этого могло использоваться и единственное число14: «бог» так распорядился, «бог» посылает дурному человеку hybris, которая его губит, «бог» может спасти; в союзе «с богом» старались говорить и действовать. Как противоположный полюс всегда имплицитно присутствуют люди; для них считается недоступным все то, что приписывают богам. Словами theos и theoi обозначается как бы абсолютная, недостижимая отправная точка для всего, что имеет силу, значение и прочность; в то же время, часто невидимая сила, касающаяся самого человека, может именоваться daimon15. Переживание теофании никогда не выходило за рамки узкого круга, тогда как в литературе theos закрепилось как незаменимое теоретическое понятие.
4.3. EUSEBEIA
Религия немыслима без страха; в самых разных языках и культурах для обращения с божественной сферой берутся выражения, производные от слова, означающего «страх». В «Одиссее» theudes, «богобоязненный» — похвальная характеристика, служащая гарантией других добродетелей1. Однако впоследствии в языке это слово не сохранилось; образованное от того же корня слово deisidaimon, «дай-моно-боязненный», употребляется почти исключительно в негативном смысле в связи с вызывающими насмешки суевериями2. Что же, греки «разучились бояться богов»3? Для обозначения «страха» перед богами с какого-то времени начинает использоваться корень seb-; этимологически он восходит к значению «опасность» и «бегство»4, но в греческом на первый план выходит благоговейный страх и изумление: «sebas охватывает меня, когда я смотрю»5; смягченное «mysterium tremendum» растворяется в «augustum». Sebesthai стоит рядом с aidei-sthai и почти совпадает в значении с gazesthai. Боги и все, что к ним относится, как то праздники, храмы, жертвоприношения, суть semna, «заслуживают почитания», а также одежда, манера говорить, манера держать себя на празднике в честь богов; просто Semnai зовутся богини с Ареопага, которых Эсхил объединяет с Эриниями и Эвменидами6. В то же время люди, изображающие из себя semnoi, производят в демократическом обществе впечатление надменных и смешных.
Но поведение, подпадающее под определение sebesthai, само по себе не равнозначно такой добродетели, как «набожность» — это так лишь в случае, когда оно вписывается в рамки «блага»: eusebeia7. Единственное мерило, которым можно здесь воспользоваться — это обычай предков и полиса, nomos: «не менять ничего из того, что оставили предки», в этом состоит eusebeia8. То, что установлено, относится к категории themis; запрещено все, что ou themis9. Здесь проходит граница с deisidaimonia; и во внешних проявлениях религиозности человек не должен выходить за установленные рамки. Eusebeia тесно связана с eulabeia, «осторожностью»10; отвергаются как недостаточность, так и избыточность. Человек не должен «излишне суетиться»11, следует остерегаться любопытства — «молчи, ни о чем не расспрашивай, бойся и мыслить», если думаешь, что столкнулся с чудесным12; упражнением в euphemia считалось молчание в присутствии священного13. Eusebeia есть сдержанность, но именно это делает ее чем-то совершенно не похожим на равнодушие. Правильное поведение в отношении собственных родителей — тоже eusebeia. Для культа богов в греческом языке вне аттического диалекта было специальное слово, этимология которого неясна — threskeia14; обычно же использовалось слово therapeia. Theraps, therapon в эпосе означает «спутник», например Патрокл рядом с Ахиллом. Этим выражается отношение, основанное на обоюдности и взаимной заинтересованности, пусть и с разницей в положении. Therapeuein означает «заботиться»: о родителях, о детях, о домашних животных и растениях, о больном, о благе народа, и точно так же — о богах; параллелью к этому слову было epimeleia15, «заботливость», которому противопоставлялось ameleia, «небрежение». О «служении» богу, latreia, сначала говорится лишь применительно к исключительным ситуациям — например, если речь идет о жрице или служителе в храме16; бога также не называют словом «господин», despotes. Конечно, бог требует «почитания»; о «почитании богов» говорится, пожалуй, даже чаще всего; они словно бы материализуются в «почтительных дарах», géra, благодаря чему жертвоприношения снова оказываются в центре. Покорность не выступает при этом обязательным условием; tapeinos, «смиренный» в связи с религией всплывает лишь у позднего Платона17. Пытались снискать «милость» богов, aresasthai18, настроить их «на добродушный лад», hilaskesthai, ведь гнев богов опасен; лучше всего было озаренное улыбкой снисхождение, charis19: бога приветствовали как знакомого, говоря ему «chaire», «радуйся»; перевод «милость» передает лишь одну сторону charis.
