Впрочем, ничем не стесненные проявления сексуальности и в Греции не были чем-то само собой разумеющимся. В IV в. мы находим Афродиту «расколовшейся надвое» — на возвышенную, «небесную» любовь, Афродиту Уранию (Urania), и «общенародную», Афродиту Pandemos, ведающую «низменной» половой жизнью, особенно проституцией34. Оба прозвища Афродиты суть древние и распространенные культовые эпитеты, в которых, однако, исходно заключался иной смысл. «Небесная» — это финикийская Царица Небес, «Pandemos» — буквально, та, которая охватывает «весь народ», являясь тем связующим началом и той силой взаимного притяжения, без которой не может существовать и никакое государство. Здесь, как и в других случаях, в основе лежит восточная традиция, наделившая Иштар всеобъемлющей, и прежде всего, политической властью. Наиболее отчетливо обнаруживает себя Великая Богиня в правительнице города Афродисиады в Карии35. Во многих местах встречается повальное посвящение органов государственного управления Афродите — то ли как защитнице, то ли по контрасту с ее непосредственными обязанностями36.
Что касается изображений, обнаженная гостья с Востока уже в первой половине VII в. оказывается вытеснена традиционным греческим изображением богини в длинных дорогих одеждах и высоком венце, polos, венчавшем статуи богинь37. От других Афродиту отличало богатство украшений, особенно на шее, и иногда понимаемая как «восточная» общая пестрота одежд. Лишь около 340 г. Пракситель изваял для святилища в Книде статую обнаженной Афродиты, как будто бы собирающейся купаться; на протяжении столетий она оставалась самым знаменитым изображением богини любви, воплощением всех женских чар. Статуя помещалась в ротонде — так, что ею можно было любоваться со всех сторон; тому, что желание смотреть на нее брало верх над благоговением, есть свидетельства греческих авторов38. Во времена Эллинизма было создано много знаменитых Афродит, полу-ообнаженных и обнаженных, Каллипиг и скромниц; они были увековечены в копиях императорского времени и сегодня являются украшениями музеев; их вряд ли можно рассматривать как предметы искусства, имеющие отношение к истории религии. Серьезные последствия имело подключение традиции, связанной с родословием Энея, вызванное возвышением Рима, особенно же Юлия Цезаря39. Здесь фригийская Матерь Богов опять в большей степени, чем греческая Афродита, сохранила подобавшие ей почести.
2.8. ГЕРМЕС
Фигура Гермеса1, лукавого и хитрого плута в кругу олимпийских богов, особенно неоднозначна; в то же время как раз его имя2 относительно легко поддается истолкованию, подводя тем самым к первооснове; herma имело значение «нагромождение камней», искусственно сооруженный знак как первичная форма разметки территории. Всякий, кто проходил мимо, должен был положить в кучу еще один камень3, таким образом давая знать о своем присутствии. Это позволяло обозначать участки, определяя их границы. Другой формой установления границ участков, сложившейся еще в животном мире, было произведение впечатления демонстрацией фаллоса4, который впоследствии заменяется соответствующими символами — поставленными вертикально камнями или столбами. Итак, нагромождения камней и «апотропический» фаллос с древних времен были вместе. Сила, с которой имел дело человек, сталкиваясь с подобным нагромождением камней, персонифицировалась, получая имя Herma-as или Herma-on, в микенском написании — е-ша-а5, дорийское Herman, ионийско-аттическое Hermes. Из дерева вырезали фаллические фигурки, которые затем устанавливались сверху каменных груд6. Около 520 г. сын Писи-страта Гиппарх ввел в Афинах для подобного рода знаков, отмечавших половину пути между отдельными деревнями в Аттике и афинской Агорой, форму, впоследствии ставшую общепринятой7: каменный четырехгранный столб с мужским половым членом — первое время, как правило, эригированным — и бородатой головой мужчины. Непристойность оказывалась в плену геометрически правильных линий и тем самым словно бы нейтрализовалась. Такой монумент назывался просто «Гермес» — только через перевод этого слова на латынь утвердилась форма женского рода, «герма». Скоро почти возле каждого дома в Афинах стоял свой «Гермес». О том, что не были редкостью праздничные жертвоприношения, совершаемые частными лицами у герм, свидетельствуют изображения на вазах.
Вызывает удивление, как подобный знак мог превратиться в одного из олимпийских богов. Поэтический вымысел в рассказах о Гермесе использует два мотива: во-первых, широко распространенная, известная каждой мифологии фигура плута, «трикстера»8, который одновременно культурный герой; во-вторых, роль посланца богов в эпосе, с древнейших времен знакомая восточной эпической традиции. Неподвижный межевой знак обыгрывается историями о нарушении границ и преодолении табу, чем достигается некое новое положение вещей, новый особый порядок.
Самым живым и веселым образом, хотя, впрочем, не без подтекста, натура Гермеса проявляет себя в мифе о похищении быков Аполлона — прежде всего в том виде, как он рассказывается в «гомеровском» гимне, посвященном Гермесу: «Родившись утром, в полдень он играл на лире, вечером он украл быков долекоразящего Аполлона»9. Полон рано созревших в нем силы и проворства, Гермес под покровом ночи гонит стада Аполлона из Фессалии до самой Олимпии, забивает двух быков, прячет все следы и заползает обратно как младенец в свою корзинку; он до тех'пор отрицает кражу перед лицом старшего брата, пока Зевс, их отец, смеясь, сам не устанавливает мир; в знак примирения Аполлон получает от Гермеса лиру. Однако, за шуткой стоит космогония. Гермес не только поет под аккомпанимент вновь изобретенной им лиры из панциря черепахи «о богах и темной земле, как они вначале появились и как каждый получил свою часть»10,.он также изобретает огонь и приспособления для его получения, и кроме того — жертву, очевидно, ту самую «жертву двенадцати богам», как она впоследствии засвидетельствована в Олимпии11. Это все делает Гермеса конкурентом хитрому Прометею, принесшему огонь людям. Если должно было осуществляться жертвоприношение, необходимо было нарушить табу, охранявшее священное стадо Аполлона; а именно это и сделал плут. '
Уже в «Илиаде» все тайное и воровское находится в ведении Гермеса.
Правда, в слове kleptein, «воровать», больше слышалась таинственность и лукавство, чем то, что совершаемое действие противоречит закону. Когда пойманный Apec сидел в бочке, Гермес его оттуда «выкрал»12; когда Ахилл лютовал, не желая отдавать труп Гектора, на совете богов решали, не будет ли проще, если Гермес «выкрадет» тело13. Вместо того боги взялись тогда руководить седым Приамом, когда он пойдет просить Ахилла отдать ему сына; в ночной темноте, поблизости от пограничного столба старику в образе царственного юноши, встретился Гермес, бог сам взял узду, усыпил стражу на входе в греческий лагерь, открыл ворота, ведшие во двор жилища Ахилла, затем, открылся Приаму и исчез. Так, вынырнув вдруг из темноты ночи, совершенно неожиданно, Приам стал перед Ахиллом14. Все это было работой Гермеса, который также устроил потом и счастливое возвращение.
