— Вы, Иван Федорович, случайно не переметнулись из своего отдела в отдел «мокрых дел»
[184]?
Полковник нервно погасил папиросу в пепельнице и недовольным голосом парировал:
— Нет, Макс, я остался на своем информационном поле деятельности в той же должности начальника отдела! Но если я не достигну в Вене ожидаемого в Москве положительного результата своей миссии, то есть не сумею убедить тебя в необходимости выполнения указания товарища Сталина в отношении Тито, то не только я, но и ты рискуешь попасть в качестве объекта одного из названных мною вариантов покушения, — Ширяев продолжал внимательно следить за реакцией собеседника на свои слова.
После такой угрозы полковника из Центра Иосиф окончательно убедился, что во всех трех вариантах покушения именно ему отводится роль исполнителя. Скривившись, он неожиданно резко выпалил:
— Но это же прямой шантаж, Иван Федорович! Вы, можно сказать, уже угрожаете мне своими глупыми вариантами с ядовитым слезоточивым газом, бактериями легочной чумы и тому подобным…
— Успокойся, Макс, — прервал его Ширяев совершенно спокойным голосом. — Се ля ви, дорогой мой коллега, и никуда нам с тобой от этого не уйти. Ты это не хуже меня знаешь.
Видя, что Иосиф уже догадался, что именно он должен быть исполнителем операции «Стервятник», Иван Федорович предупредил его: — Имей в виду, Макс, все, о чем мы говорим сейчас, составляет важную государственную тайну. В нее посвящены только Сталин, Берия, Игнатьев, Рясной, Савченко, Коротков, Тишков и я. Поэтому прошу тебя от имени Савченко и Тишкова написать письмо своей супруге, что ты согласен принять участие в выполнении операции «Стервятник», что идешь на этот шаг добровольно, по идейным соображениям и как одиночка. А чтобы у тебя не было вопроса — зачем это, объясняю сразу… В случае неудачного покушения и ареста это письмо будет находиться при тебе. Оно попадет в руки югославских спецслужб. И тогда уже Белград не сможет обвинить Советский Союз в подготовке и совершении террористической акции. Если даже не будет при тебе этого письма и вся эта история с покушением всплывет наружу, мы в этом случае продвинем информацию о тебе до противника только нам известным способом. Главное, чтобы из содержания твоего письма просматривалось, что покушение совершалось одиночкой и не гражданином Советского Союза, а костариканцем Теодоро Кастро по идеологическим соображениям. Таким образом, никто не осмелится потом сказать, что это была рука Москвы…
Кровь в жилах Григулевича заледенела, он впился злым пристальным взглядом в полковника Ширяева и едва сдерживал себя, чтобы не высказать все, что у него накипело и что он думает о тех, кто разрабатывал операцию «Стервятник», и о тех, кто предложил такие наивные способы исполнения ее. Несмотря на благосклонное отношение со стороны Берии, Короткова и Тишкова, Григулевич понимал, что если Москве станет известно о его неповиновении указаниям вождя, то с ним безжалостно расправятся и тогда наступит конец всему: его разведывательной работе, дипломатической карьере и тем амбициозным литературным планам, которые он вынашивал, намериваясь впоследствии написать книгу о Ватикане. Снова почувствовав в груди леденящий холод, Иосиф знобко поежился и, посмотрев на представителя московского разведывательного центра, подумал: «Пока надо давать согласие, а там посмотрим… Если что, как-нибудь выкарабкаюсь из сложного положения. Но исполнять жестокую директиву вождя я не буду…» Снова взглянув на Ширяева, он с волнением произнес:
— Хорошо, я напишу прощальное письмо супруге, но при одном условии…
Григулевич сделал паузу.
— Каком именно? — поторопил его Иван Федорович.
— Если руководство Центра сообщит мне о принятом решении Политбюро ЦК ВКП(б) по этому вопросу и если даст шифровку с обещанием, что вы не оставите в беде Луизу и ожидаемого нами ребенка.
Беглая, вялая улыбка скользнула по лицу полковника.
— Уверяю тебя, Макс, что ты получишь такое подтверждение. И поверь мне, ты и Луиза дождетесь еще внуков.
— Вашими бы устами да мед пить… Как я дождусь, если вы уже сейчас обязываете меня подписать себе, можно сказать, смертный приговор. И вы это, Иван Федорович, прекрасно понимаете… Если бы я знал, зачем приглашают меня в Вену, то ни за что бы не приехал сюда!
— Почему? — удивился Ширяев.
— Потому что вы и те, кто послал вас сюда, принуждаете меня выполнять примитивные и авантюрные варианты операции, разработанные людьми, очевидно, никогда не работавшими за кордоном…
— Извини, Макс, но, наверно, нельзя так резко высказываться о наших с тобой руководителях разведки.
— Когда я окажусь на том свете, мне будет уже некому говорить, что я думаю о них. А что касается операции «Стервятник», то ее вообще не стоило бы планировать, потому что… — Теодоро со злостью воткнул в пепельницу недокуренную папиросу и внезапно умолк, тяжело вздохнув.
— Продолжайте, продолжайте обосновывать свое несогласие, — снова обращаясь на «вы», поторопил Иван Федорович.
Григулевич кивнул и, не глядя на него, выговорил:
— Потому что я считаю, что планируемая Москвой операция — опасная и безрассудная. И насилие тут неприемлемо. Ничего, кроме вреда, она не принесет Советскому Союзу. Почему называю именно нашу страну, а не какую-то другую? Да потому что в случае успешного завершения операции или ее провала, что вероятнее всего и случится, весь мир будет подозревать в этом Советский Союз и его вождя Сталина. Я уверен, что может разразиться грандиозный международный скандал с непредсказуемыми политическими последствиями. Скандал даст пищу для очередной порции травли СССР в западной прессе. Убийство президента суверенного европейского государства, генерального секретаря ЦК компартии и трижды Народного героя Югославии — это вам не ликвидация какого-нибудь неугодного Сталину политического эмигранта Троцкого, перебежчика Беседовского или предателей Агабекова и Кривицкого, скрывавшихся за кордоном. Тито — это фигура международного масштаба, такая же, как сам Сталин, который пытается сейчас отомстить югославскому лидеру за то, что тот не пожелал быть его вассалом. А еще за то, что Югославия отказалась от советского опыта партийной и хозяйственной деятельности и избрала самостоятельный путь развития страны. Сейчас Югославия среди стран соцлагеря единственное независимое от Сталина и Советского Союза государство. А Сталину это независимое на Балканах государство — кость в горле, и потому он отдал распоряжение на ликвидацию Тито. Жесток и несправедлив в данном случае ваш вождь Сталин.
— А вы считаете югославский вождь менее жесток? — вспылил Ширяев. — Да он же беспощадно убирает из жизни своих соратников по борьбе с фашизмом! Бросает в тюрьмы бывших партизан и жестоко расправляется с неугодными ему людьми…
— Во-во! — воскликнул Иосиф. — Он делает все то, что делал пятнадцать лет назад сам Сталин! Тито оказался всего лишь достойным его учеником!
