В принципе, избытком фантазии мы не блеснули. У всех — очки. Наколбасили с прической. У меня — кепка с пластмассовым козырьком, с Крита привез, где отдыхал в позапрошлом году. У Галицына на груди висела толстая цепь.
— С унитаза? — я провел по ней пальцем.
— Обижаешь. Помнишь, в прошлом году Шибзика с компанией брали? — сказал он.
— Ну.
— Их все.
В качестве трофея мы у Шибзика и его компании набрали несколько коробок амулетов, цепей и разного железа. Ребята были то ли панки, то ли сатанисты, то ли сектанты — они сами точно не знали.
— А мы не додумались поживиться, — сказал Арнольд.
— Там в шкафу есть еще, — кивнул на шкаф Галицын.
Арнольд полез в шкаф и вытащил связку цепей и бляхи. Он нацепил на руку цепь с шестиконечной звездой.
— Конгресс еврейских общин, — хмыкнул он.
Асеев пришел в белой рубашке. Правда, в тех же темных очках.
— Тебе в таком виде только в тачке ждать, — сказал я ему.
— На подхвате. Дискотеки, — Асеев поморщился, — ненавижу.
— Чего так? — заинтересовался Галицын.
— Часть культуры создана, чтобы человек рванулся ввысь, — назидательно занудил Асеев — штатный философ нашего отдела. — А часть — чтобы впал в тяжелый кайф, улетел в иные пространства, но не вверх, а вниз. В преисподнюю. На дискотеках выдалбливают мозги, чтобы осталась скорлупа черепушки. Что, не так?
— Ну ты суров, — покачал головой Галицын.
В дверь постучали. Вошел Рыжов с еще одним опером и капитаном из областного ОМОНа — эдаким колобком вширь больше, чем ввысь, с кувалдометром, соизмеримым с моим.
— Капитан Владимов, — козырнул омоновец. — Ну чего, кому сегодня наваляем?
— Наркоманам из дискотеки «Эльдорадо», — сказал я.
— Это по нам, — кивнул капитан. — Оформим по первому разряду.
Он провел пальцем по наручникам, висящим на поясе.
— Итак, дислокация, — я развернул ватманский лист на столе.
Началась подготовительная работа. Мы утрясали, кто где стоит, кто как действует, позывные рации, действия при обострении ситуации.
— Народу там полно, — сказал я. — Надо действовать аккуратнее. Все может в массовые беспорядки вылиться.
— В беспорядки, — кровожадно улыбнулся омоновец, — не выльется, — пообещал он, постучав дубинкой по полу.
— А если нет там Долмы? — спросил Рыжов. — Снимаемся?
— Чтобы зря вечер не пропал, тряханем барыг, а затем и посетителей, — заявил я. — Там половина на экстази и героине сидит.
— Це дело, — еще шире улыбнулся капитан-омоновец.
Потом мы устроили знакомство с омоновцами. «Бульдогов» обязали очень внимательно посмотреть на каждого из нашей группы, ибо под горячую омоновскую дубинку попасться, да еще в таком прикиде, — нечего делать.
К десяти вечера мы были на месте. Омоновский фургон выставился далече, дабы не мозолить глаза. Асеев устроился в «Жигулях» напротив кинотеатра вместе с опером-убойщиком. А мы двинули внутрь.
— Ох, узнают тебя, — покачал головой Арнольд.
Я нацепил круглые черные очки — тоже боевой трофей, такие когда-то носил Паниковский и люди со слабым зрением, а теперь они считаются писком моды, — поглубже надвинул козырек.
— Ну что, похож я на тучку? — процитировал я «Винни-Пуха».
— Все равно ты похож на медведя, который летит на воздушном шаре, — махнул рукой Галицын.
— А, прорвемся, — сказал Арнольд.
На дверях стояли амбалы в черной форме частной охраны. Перед входом была давка. Ночная дискотека только открылась.
В нее ломился в основном молодняк — шестнадцать-восемнадцать лет. Двадцатитрехлетний Галицын смотрелся тут дедушкой, ну а я, по этим меркам, вообще должен был писать мемуары о жизни России при царском режиме… Ничего, не я один такой. Тут еще было несколько волосатых, легкомысленно одетых людей, из тех, кому даже не за тридцать, а уже за сорок. Чего человека в таком возрасте может потянуть в этот гадюшник — для меня загадка.
Некоторые посетители одеты были странно, некоторые — вполне прилично. Мальчики-одуванчики, прыщавые пэтэушницы, откормленные «быки», шпана с синими от татуировок руками — весь срез молодежной среды.
Музыка уже гремела вовсю. Просторное фойе кинотеатра вмещало достаточно народу, места было немного. Упаковка здесь была плотная — обязательно наступишь кому-нибудь на ногу. Тут же работал бар со спиртными напитками. А в сортире, в подвале, шел торг кое-чем покрепче.
Дискотека была как дискотека. Пот на лицах, извивающиеся в мигающих прожекторах разноцветные фигуры. Общий шаманский ритм. Общий порыв. Плясали, как грешники в аду на сковородках. Музыка была качественная. Возникало ощущение, что бьют не по барабану, а барабаном бьют тебя.
Динамики ревели, визжали. Стены вибрировали. Публика дергалась, улюлюкала. Мальчики знакомились с девочками. Познакомились, угостили друг друга таблетками или «травкой», трахнулись, разбежались. На то и дискотека. Легкость, темп, ритм. Все остальное — скукота и паутина. Здесь все молоды, подвижны, легки. Здесь — жизнь. Здесь — общий порыв.
— А! — завизжала девица от избытка чувств и начала выделывать круги на полу.
— У-я, — завизжал ее приятель, пристроившись рядом.
Все шло привычным путем. Напляшутся. Обдолбятся наркотой. Кому-нибудь начистят морду. У кого-нибудь вывернут карманы. Но без лишнего шума. На случай скандала есть «быки», которые разведут ситуацию. Хозяевам лучше, чтобы все было здесь чин чинарем.
Дискотека — царство синтетического нар-котика экстази. Много рок-подлецов заявляло в интервью, что экстази — это нормально, экстази — это хорошо, это даже и не наркотик. А что им еще сказать, когда их бизнес тесно завязан на экстази? Рэйв-музыка вообще была специально под экстази создана. Хард-рок-мегатранс — все под него.
— Только идиот может на дискотеке, да еще с металликом, всю ночь продергаться. Там делать нечего без таблеток, — как-то признался мне один из наркошей.
Ритм барабана на дискотеке подстроен под бешеный ритм сердца, подстегнутого экстази. Двести сорок ударов в минуту — так барабанит сердце на дискотеке. Тогда возникает кайф.
На экстази физиологическая зависимость практически не развивается. Но этот наркотик оказывает огромное воздействие на психику. «Галики» появляются. Развязывается язык. Сексуальное вожделение через край плещет. И появляется искренняя любовь ко всему миру и всем людям. Речевое недержание. И эмоции текут — как сывороткой правды накололи. Истощается нервная система. Происходит обезвоживание организма, притом такое, что иногда приводит к гибели. Но главное — хочется кайфа покруче. А тут рукой подать до шприца с героином.
