— Видим. Объект появился, — сказал опер из наружки. — Сел в свою машину… Она тронулась… Зеленая рубашка подошел к «БМВ». Там седой полный мужчина. О чем-то переговорили. «Зеленый» уселся в «БМВ»… Тронулись, но в другую сторону. Проводить?
— Отпускайте.
— Обоих?
— Да.
— Номера «БМВ» срисовали. Все в порядке.
Без суеты мы с Арнольдом спустились к моей машине.
Сели в нее.
— Интересно, почему те, на «БМВ», до точки поленились Пистона проводить? — произнес Арнольд.
— Потому что Моджахеду не нужно, чтобы лишние люди знали о точке. — Я повернул ключ в замке зажигания. Мотор заурчал. — Можно не торопиться. Пока он товар разложит… Как раз успеем.
На полпути нас застало сообщение группы наружки, выставленной на улице Сахарова:
— Он здесь.
— Где? — спросил я.
— «Контейнер» завернул во двор… Объект вышел… Все, на месте!
— Держите под контролем. Пока не трогайте. Скоро мы будем, — проинструктировал я.
Мы попали в небольшой затор, но вскоре добрались до места. Вот и улица Сахарова — из кирпичных девятиэтажных домов. Вот нужный дворик.
Я остановил машину и велел:
— Вылазь, Арнольд, дальше пешком.
Мы вошли в просторный двор. Справа его замыкал бетонный забор школы. Слева стояла котельная. Здесь и работал в поте лица Родион, двоюродный брат Пистона.
Вокруг котельной были разбросаны бутылки и мусор. Арнольд поскользнулся на банановой кожуре, чертыхнулся.
— Вот машина Пистона, — сказал я, кивая на пристроившийся неподалеку автомобиль.
Мы остановились у жестяной двери котельной. К нам подошли Асеев и Князь.
— Пистон зашел туда? — спросил я.
— Ага, — кивнул Князь.
Я вынул пистолет, передернул затвор и спрятал его обратно в подмышечную кобуру. И приказал:
— За мной. Идем на вы.
Внутри стояла пыльная жара. Котельная как котельная — трубы, пустые бутылки, раскладушка с дремлющим алкашом. Еще один тщедушный алкаш сидел на стуле и о чем-то думал. Это был Родион.
— Чего? — недружелюбно осведомился он.
Я сдернул его со стула, прошипел:
— Тихо. Милиция. Убью…
— А…
Он не договорил, получил под дых — легонько, но достаточно, чтобы не поднимать шума. Арнольд поставил его мордой к стенке.
— Где? — негромко спросил я.
— Кто? — переведя дыхание, выдавил Родион.
И заработал от Арнольда кулаком по хребту.
— Братан твой!
— У, блин, — заныл Родион. — Внизу.
— Стой тихо…
Мы ринулись дальше.
По металлической, измазанной машинным маслом лестнице мы спустились вниз. Те же трубы, та же теснота. Тусклая лампа освещала небольшое помещение.
Пистон сидел на ящике, перед ним стоял низкий складной столик. На столике лежал пакет с героином.
Еще на столике перед Пистоном лежал стеклянный шприц с тонкой иглой, там же стоял флакон с мутным веществом.
— Сиди! — прикрикнул я.
Увидев нас, Пистон попытался разорвать пакет — он хотел разметать героин по помещению.
Я прыгнул к нему и двинул кулаком в лоб.
Худосочного Пистона как ветром сдуло с табуретки. Он распластался на полу и закатил глаза.
— Не дышит? — спросил я.
Арнольд нагнулся над ним и улыбнулся:
— Косит.
— Как ты мог такое подумать, — укоризненно произнес я. — Человеку плохо. Его надо подлечить. Вон, во флаконе, кажется, лекарство. Сейчас вколем, и ему будет хорошо.
— Нет! — крикнул Пистон.
* * *
Когда разберешь часы, самое главное при последующей сборке, чтобы все части очутились на своих местах и чтобы не появилось лишних деталей. Механизм совершения этого преступления и возникновения героина, от которого погибло столько людей, мы восстановили так, что лишних деталей почти не осталось. А где были детали, которым мы не могли найти применения, там нам должен был помочь задержанный Пистон.
Изъятый флакон с веществом был отправлен на экспертизу — дело долгое, но я был уверен, что это именно та загадочная отрава, продукт отечественных высоких технологий.
— Ну что, Пистон, колись, — сказал я, разглядывая Пистона, который морду имел разбитую и угрюмую.
— А зачем? — нагло осведомился он.
Он принадлежал к типу людей, к которым наглость возвращается моментально, как только их перестают пороть батогами.
— Чистосердечное признание облегчает наказание, — срифмовал я. — Меньше получишь.
— Сказки.
— Зря ты так думаешь.
— Заливай, — еще более нахально ухмыльнулся он.
— Ты прав. Придется тебя отпустить, Пистон.
— Как это? — удивленно посмотрел он на меня, потом усмехнулся — мол, мели, Емеля.
— Вот получу экспертизу, что во флаконе была отрава, от которой образовывался порченый героин. Пошлю бумагу Моджахеду. Думаю, он тебя встретит прямо у этих негостеприимных стен. Я отвернусь, когда он тебе машину подаст.
— Вы не имеете права!
— Имею. Я добрый. Я гуманист. Я не могу тебя долго держать взаперти. Сердце разрывается… Пистон, я не вру. Я правда это сделаю. Этот басмач с тебя живого шкуру сдерет. Ты долго умирать будешь.
Постепенно Пистон въезжал в серьезность ситуации. И бледнел. Бледнел… Потом спросил:
— Что я должен?
— Ты работал на Моджахеда… А еще на кого?
— Ни на кого больше.
— Брось.
— На Малюту…
— И Малюта хотел вытеснить таджика и его товар с рынка. Что еще хотел? Скупить «белый» по дешевке — героин-то порченый, — произнес я.
— Угу, — угрюмо кивнул Пистон.
Картина сложилась такая, как мы и предполагали. Надо знать Малюту — если он чем-то загорится, так запирай ворота. Когда Моджахед начал выбрасывать дешевый героин и экономически вытеснять Малюту, вор в законе, опасаясь открытых боевых столкновений, в которых еще неизвестно кому достанется победа, разработал план. Пистон в свое время подрабатывал не только на таджика, но и на Малюту. И за некоторое вознаграждение Пистон закладывал Малюте своего босса. Каким-то образом Малюте досталось органическое вещество нового поколения, ушедшее из одного закрытого НИИ, работнички которого в безумном раже распродавали все, что плохо лежит, а лежало там плохо именно все. Сперва Малюта хотел толкнуть вещество, но не нашел покупателя, и тут продавцы яда проговорились о возможностях его оказывать воздействие в совокупности с героином, при этом концентрация такова, что экспертиза ничего не покажет. Тогда и вручил Малюта Пистону вещество и шприц.
