Ладно, о чем я говорил? Однажды ночью мы с бабушкой рано легли спать. Мехмед остался в общежитии. В три часа ночи я проснулся от того, что кто-то настойчиво звонил во входную дверь. Первое, что я подумал, – это Мехмед. Может быть, с ним что-то случилось? Я вышел в холодный коридор. Бабушка выглянула за мной, закутавшись в платок. Мы с ней недоуменно переглянулись. Я открыл дверь, но там никого не было. Под дверью собралось много снега, который шел беспрерывно три дня, был совершенно белым. На него даже птица не ступала. Нам с бабушкой стало страшно. Ведь если бы кто-то один из нас слышал звонок, было бы ясно, что он ошибся, но звонок слышали мы оба.
Той ночью бабушка сказала: «Это твой дед пришел меня с собой позвать. Так что я скоро умру. Я и сама этого хочу. Ведь я встречу там свою доченьку, смерть будет мне избавлением. Я жила столько лет, чтобы вырастить ее сыновей, которых она мне поручила. Если бы не вы, я бы давно уже умерла. Но теперь я не думаю о прошлом. Мы дожили до сегодняшнего дня, в следующем году вы оба получите дипломы, вы мужчины и сами сможете распоряжаться своей жизнью. Такая бедная больная женщина, как я, больше ничего не может вам дать».
Потом она немного помолчала и погрустнела: «Вообще-то за тебя я совершенно спокойна. Но вот у Мехмеда головы на плечах нет. Он ищет возможность, чтобы навлечь на себя несчастье. Этот парень – настоящий искатель приключений, слишком много фантазирует. Кто знает, что случится с ним в жизни? Мое тебе завещание – приглядывай за братом, оберегай его. Потому что предчувствие не дает мне покоя – много бед ждет моего мальчика».
Бабушка не ошиблась, предчувствие не обмануло ее, и она на самом деле смогла увидеть будущее. Два месяца спустя она умерла. Врачи сказали – «от недостаточности всех жизненно важных органов». По всей вероятности, именно так медицина объясняет смерть от старости. Когда бабушка умирала, мы с Мехмедом стояли у ее изголовья, и она казалась такой маленькой. То, что называется душой, отливало с ее лица, как морская волна. Из последних сил она постаралась напомнить о данном мной слове. Да, сказал я, помню, я дал слово. Мехмед, конечно, не понял, о каком слове идет речь.
Я смотрю, глаза твои закрываются, море, солнце и три бокала вина ударили тебе в голову. Моя голова тоже затяжелела, мне хочется спать, а сну сопротивляться невозможно. Бабушка моя говорила в таких случаях, что на ресницы сели десять арабов. Почему именно арабов, я никогда не мог понять, но ведь в самом деле сложно держать глаза открытыми, когда хочешь спать.
Наша с братом учеба в университете подошла к концу без всяких приключений, если, конечно, не считать приключениями студенческие политические безумства Мехмеда. После учебы я сразу ушел в армию, мне хотелось как можно быстрее преодолеть это препятствие. После краткого курса молодого бойца меня взяли в штаб. В штабе армии, расположенном в Бурдуре, я прошел интенсивный курс подготовки и научился пользоваться всеми основными видами оружия, лазать по канату и жить в условиях дикой природы. Поначалу мне было очень сложно, но со временем человек привыкает ко всему.
Мехмед игнорировал армию. Он нашел работу в одной американской фирме. Он говорил, что хочет отложить это дело, потому что ему совершенно не нравилась мысль о службе, но вскоре появилась возможность, заплатив деньги, отслужить всего несколько месяцев. Я умолял Мехмеда не пропустить такого шанса и в конце концов убедил его. После службы он мог бы вернуться на ту же работу. Дирекция фирмы ценила Мехмеда, и ему пообещали, что примут его после армии. В результате он тоже отправился служить.
После армии он вернулся на свою должность. Я же сменил несколько работ. Те годы были не слишком-то успешными для меня.
Затем один приятель по университету, мой ровесник, рассказал о России. Мы, конечно, знали, что там турецкие фирмы занимаются строительством, однако, когда Седат (мой приятель) поведал, что условия там очень хорошие, зарплаты высокие, а цены в России низкие и можно скопить денег, к тому же работу найти очень просто, мне в голову запала мысль об этом. А уж когда он принялся взахлеб рассказывать о том, какие там потрясающие девушки, сил сидеть и ждать у меня не осталось. Прямо на следующий день я по рекомендации Седата подал документы в Enka. Эта фирма строила на обширной территории Советского Союза такое количество объектов, что сначала они даже не могли решить, куда меня послать, а затем сочли, что самым срочным и важным объектом является стройка в Белоруссии, в городке Борисов под Минском.
В те годы Восточный блок распадался, Красная армия вышла из Афганистана с большими потерями, советские войска покидали и Восточную Германию. Тысячам офицеров, возвращавшимся оттуда, требовались общежития. В Борисове, где уже были дома для офицеров и стоял военный гарнизон, для вновь прибывших должны были построить новый город. Так что в один прекрасный день я сел на самолет и улетел в Минск. В руках у меня была советская виза, паспорт и небольшая сумма денег, которую я поменял на доллары.
Стояла весна. Я почти влюбился в этот ухоженный, красивый, чистый и невероятно романтичный город. После смут, шума и толп, царивших на моей родине, Борисов казался мне уютным гнездышком. Он находился примерно в одном часе езды от Минска. Это был красивый маленький город, заросший вязами. Первое, что бросилось в глаза, – офицеры Красной армии, а еще турки – инженеры, архитекторы, клерки, строители, чернорабочие со всех уголков Анатолии. Все выглядели невероятно счастливыми.
Строители получали в месяц по пятьсот долларов, из них они сто оставляли себе, а остальное отправляли домой родным. Если знать, что в Советском Союзе зарплата инженера была примерно сорок долларов, то становилось совершенно очевидно, что эти рабочие ощущали себя миллионерами. Они жили в просторных бараках, но некоторые из них устроились «примаками» в офицерском городке и жили там. Когда я в растерянности спросил, что это означает, ответом мне было молчание. Полагаю, они смутились от расспросов «господина инженера», а я не стал добиваться ответа. Правду рассказал мне один приятель с фирмы: в разрушавшейся России все, включая офицеров, не получали заработную плату, а если и получали, то купить на нее все равно ничего было невозможно, если только на черном рынке. Наши «миллионеры»-строители заводили дружбу с красивыми девушками из таких семей, приходили к ним домой с водкой, шоколадом и различными напитками и едой и начинали время от времени там ночевать. Подобное общение часто принимало форму второй семьи. Их жены в Анатолии были довольны тем, что приходят деньги, а «неофициальные семьи» с юными девушками в Борисове тоже всех устраивали. Вот в чем была причина улыбок и загадочного молчания, стоило об этом заговорить. У них даже сложились шутки на эту тему: «Русские девушки как водка, можно выпить не закусывая, и нормально. Но турецкие девушки – как ракы, к ним нужны соления, сыр, дыня, много чего нужно».
Ух ты, удивился я про себя, чего только не бывает в жизни. А потом я спросил о том, как живут инженеры и директора. Среди них тоже были живущие на две семьи, но немало было и таких, кто влюблялся и женился на этих девушках. Турецко-российские браки входили в моду.
Такое падение нравственности никак не было связано с тем, что прежде в России царил социализм. Какой бы ни был режим, когда он рушится, все встает с ног на голову. Всем известно, что во время Второй мировой войны подобные случаи были не редкостью и в Европе. К сожалению, на долю женщин всегда выпадает больше страданий.
