– Ну как сказать, – пожал плечами Чарли. – Потому что Генри – последний, кто видел Наоми… э… живой, – продолжил он, для наглядности поочередно загибая пальцы. – Потому что вчера вечером все действительно произошло на борту парома. В тот момент наша компания находилась там, чего нельзя сказать о полицейских. Потому что мы вдвоем прочесали весь паром в поисках Наоми. Даже если сейчас мы не можем чего-то вспомнить, все равно мы видели что-то, что может оказаться важным.
В полумраке я попытался встретиться взглядом с Кайлой, но та избегала меня.
– Я согласен с Чарли, – сказал я. – Мы должны хотя бы попробовать… Надо сделать это ради Наоми. Она была нашим другом, верно? – Я сделал паузу. – Вы же не забыли крещение?
– Нет, конечно, – сухо возразила Кайла, задетая за живое.
– Мне подобная, моя сестра, – торжественно произнес я, и слезы снова подступили к глазам.
– Мне подобная, моя сестра, – мгновение спустя повторил Чарли.
– Мне подобная, моя сестра, – тихо откликнулся Джонни.
– А, дерьмо. Согласна, согласна, черт побери, – сдалась Кайла. – Что делать-то будем?
11. Пазл
На мгновение вопрос повис в воздухе.
– Отправная точка – это паром, – сказал я. – Вот откуда следует начинать.
– Кто-то сбросил ее за борт, и там она запуталась в сети? – предположил Джонни.
Эта версия сразу показалась нам неправдоподобной. Полиция тоже наверняка отмела ее: маршрут паромов не проходит через зоны рыбной ловли. Сколько морских миль тело могло продрейфовать за ночь? Очевидно, это должно зависеть от течения. И в том маловероятном случае, если Наоми, дрейфуя, запуталась в сети, она в тот момент была мертвой или живой? И почему рыбаки на борту своего траулера ничего не заметили? Да, если предположить, что они обнаружили тело среди рыбы (при этой мысли я испытал приступ отвращения), как они могли оставить его на пляже и вернуться на судно, будто ничего не случилось?
– Она могла покинуть паром с кем-то еще, – выдвинул гипотезу я.
– В этом случае камеры засняли бы их и полиция знала бы, кто это такой…
Я посмотрел на Чарли.
– Ты не мог бы порасспросить брата, нет ли в записях камер слежения эпизода, где Наоми покидает паром?
Но ответ я уже знал. Вопросы полицейских, их интонация яснее ясного говорили о том, кого именно они подозревают, а это означало, что ничего такого в записях с камер не было.
– Есть одна штука, которую они мне сказали, – продолжил я.
Друзья повернулись ко мне.
– Рядом с телом Наоми нашли кусочек пазла. На пляже.
Поставив локоть на стол, я взъерошил себе волосы, нахмурившись и склонив голову набок.
Это наводит на мысль о чем-то, что я видел на пароме, но что именно, мне не удается понять…
– Пазлы есть на всех паромах, – заметила Кайла.
– Таггерт, – бросил Чарли.
Вздрогнув, я уставился на него. Он прав: Джек Таггерт.
В тот вечер он был на борту. Я будто снова увидел его: сидит перед пазлом, разложенным на столе, как всегда один. По телу пробежала дрожь. Таггерт – грязный тип, все это знают. Ходили слухи об изнасилованиях, которые он совершил, когда служил в армии пехотинцем, но те же слухи утверждали, что армия, со своей юридической системой, не дала ход делу. Вроде бы отговорили подавать жалобу всех двадцать семь военных – мужчин и женщин, жертв его домогательств. Уйдя в отставку, Таггерт использовал свои навыки, чтобы заняться контрабандой, но его поймали, и он отсидел целых три года в тюрьме Орегона, после чего вышел и обосновался на Гласс-Айленд. В западной части острова, в глубине леса, у подножия Маунт-Гарднер. В самой негостеприимной его части. Не так далеко от Агат-Бич…
– Я видел Таггерта сидящим на пароме за пазлом, – сказал Чарли.
– И что? Паззлы есть на всех паромах, – повторил я. – И он не единственный, кто его собирал.
– Но я говорю о пароме, с которого исчезла Наоми, – настаивал Чарли.
– И речь идет именно о Джеке Таггерте, – добавил Джонни, поворачиваясь к Кайле, – самом стремном типе на острове после твоего отчима.
Она бросила на него уничижительный взгляд.
– Ну так заявим в полицию, и все дела.
– И что они сделают? Какой судья выпишет ордер на основании того, что шестнадцатилетний парень увидел человека за пазлом?
– Вот черт, этот тип фигурирует даже в базе данных преступников! – воскликнул Джонни.
– И его хибара не так уж далеко от пляжа, – напомнил я.
В полицейской базе данных значились все правонарушители, живущие на архипелаге. Она регулярно обновлялась службой шерифа. Согласно этой базе, на архипелаге живет двадцать шесть сексуальных преступников, представляющих небольшую угрозу, и пятеро – представляющих повышенную. Понять бы еще, что это означает… И речь идет только об островах. Я вспомнил другую историю, всколыхнувшую округ два года назад: в 2011 году, незадолго до того, как Таггерт поселился на Гласс-Айленд, речь шла о другом сексуальном преступнике, уже отбывшем наказание. В заголовке «Газеты островов Сан-Хуан» значилось: «На Гласс-Айленд скоро поселится сексуальный преступник третьего уровня». На первой странице был помещен портрет этого типа. Почти половина населения устроила манифестацию перед дворцом правосудия острова. Прочитав эту статью, Лив испустила крик ярости:
– Если он представляет собой опасность, то почему до сих пор на свободе? Если нет, почему его не оставят в покое? Третий уровень… Боже мой! Что это еще за белиберда?
Но я был не настолько объективен. Что важнее – спокойствие этих типов или безопасность детей? Разве их родители не имеют права знать, что в округе живет педофил, а женщины – что неподалеку бывший насильник? Лив тогда возразила:
– Пойми, Генри, каждый имеет право на второй шанс. Они и так уже достаточно наказаны.
Но я больше не был в этом так уверен.
Зато уверен я был как раз в противоположном: что есть кучка людей, которые наслаждаются, торгуя вразнос сплетнями такого рода. Их заботит не столько безопасность невинных младенцев, сколько вкусный яд злословия, замаскированный под добродетель.
Я поколебался, бросив взгляд наружу. Дождь, поливающий кафельные плитки, стекал вниз черными и блестящими струями.
– И все-таки вам не кажется, что имеет смысл пойти туда и взглянуть?
– Пойти и взглянуть на что? – спросила Кайла.
– На прокисшую халупу этого засранца, – холодно бросил я.
Эти слова пробили пелену безразличия, и все одновременно оживились.
– Ты это серьезно?
– И как мы на это посмотрим? – поинтересовался Джонни.
