Важной частью имперской политики в Новом Свете оставались резиденции (residencias), то есть проверки деятельности наместников и прочих должностных лиц, которые готовились к отбытию на родину. Эта практика восходит к так называемому кодексу Зенона
[25], применявшемуся в Восточной Римской империи в пятом столетии. В Испании был принят соответствующий закон, известный как Siete Partidas
[26]: чиновникам полагалось оставаться в должности в течение пятидесяти дней после истечения срока полномочий, дабы они имели возможность восстановить справедливость по отношению ко всем, кто считал себя неправедно обиженным. Отсюда и понятие «резиденция» (в значении «расследование должностного преступления»)‹‹127››.
Судья, специально назначенный стряпчий, готовил вопросник с довольно-таки жесткими формулировками; например, вопросы могли звучать так: «Выполнял ли отбывающий чиновник свои обязанности в соответствии с предписаниями?» Затем судьи рассматривали и отвергали показания заведомо предвзятых свидетелей. В шестнадцатом столетии в Новом Свете насчитывалось около 200 резиденций, расследования осуществлялись из Мешико, Гватемалы, Панамы, Лимы и Санто-Доминго. К числу тех, чью деятельность проверяли подобным образом, принадлежало большинство выдающихся конкистадоров той эпохи. Среди них были Кортес, Педро де Альварадо, Нуньо де Гусман и Франсиско де Монтехо в Новой Испании; Эрнандо де Сото в Перу и Флориде; Педрариас Авила в Панаме; Диего Веласкес на Кубе; Хименес де Кесада в Венесуэле и Педро де Эредия в Картахене-де-Индиас. Расследование деятельности Кортеса оказалось весьма подробным и составило почти 6000 страниц. Однако таким проверкам ни разу не подвергали ни семейство Писарро, ни большую часть перуанских конкистадоров‹‹128››.
Регулярные проверки породили на свет много важных юридических документов, которые позволяют историкам составить почти полное представление о деятельности испанских государственных служащих той поры. Мы видим, как вице-короли выражали намерения предпринимать те или иные действия, соответствовавшие, по их мнению, пожеланиям испанской короны, пускай зачастую им не удавалось сформулировать эти намерения и пожелания внятно. В шестнадцатом столетии вице-королями в Новой Испании и в Перу становились обыкновенно аристократы, стремившиеся жить по-королевски и отдавать повеления, тоже по-королевски. Многие в этом преуспели. Они возводили дворцы, монастыри, соборы и церкви, прокладывали дороги и учреждали коммерческие предприятия в масштабах, прежде невиданных в испанских владениях.
4. Имперская теократия
И прежде всего, появился рыцарь, дабы защищать нашу матерь-Святую Церковь, — сказал отшельник, — а потому не должен он злом платить за зло, но смиренно и великодушно должен прощать тем, кто нанес ему обиду, ибо взывают они к милости его; призван рыцарь защитить Святую Церковь, а иначе грозит ей погибель и обратится она в ничто
[27].
Жуанот Мартурель. «Тирант Белый» (1490)
Ранние дни утверждения Испанской империи в Новом Свете, то есть шестнадцатое столетие, кажутся в некоторой степени отдельной главой в истории Католической церкви — или даже главой в истории ордена францисканцев. Затем все большую роль стали играть доминиканцы и августинцы, а после 1570 года начал доминировать новый орден — Общество Иисуса, иезуиты.
Новая Испания при вице-короле Веласко являлась глубоко религиозной территорией, можно сказать, почти теократией. Вера служила важнейшим фактором политики. В 1560 году в Новой Испании насчитывалось восемьдесят францисканских монастырей, где проживали 380 монахов; сорок доминиканских монастырей с 210 монахами; у августинцев тоже было сорок монастырей и приблизительно столько же монахов, сколько у доминиканцев. Эти цифры охватывают братьев-мирян, послушников, студентов, администраторов и некоторых весьма пожилых людей. Многие монастыри размещались в громадных зданиях, которые формировали центр тех населенных пунктов, где их возводили. Что касается иезуитов, те пока до Америки не добрались‹‹129››. Монахи и святые отцы были выходцами из испанской среды, представителями европейской цивилизации. Многих среди первого поколения клириков можно назвать великими людьми, даровитыми и обладавшими талантом убеждения. Францисканцы как будто занимали особое положение, но не стоит отказывать в достижениях и другим религиозным орденам.
Монастыри шестнадцатого века в Мексике, уцелевшие до наших смутных времен, являют собою блестящее напоминание о всепобеждающей силе веры и о религиозном пыле той эпохи. К их числу относятся монастырь Уэлосинго (построен между 1550 и 1571 годами), Тламаналько (завершен в 1531 году), Чолула (строительство началось в 1549-м и завершилось в 1601 году). Монастырь Акольман, наилучший образчик живописной мексиканской архитектуры, был освящен в 1560 году и имел высокий открытый алтарь; монастырь Актопан, принадлежавший августинцам и смахивавший на крепость, начали возводить в 1546 году; августинский же монастырь Юрирапундаро строили с 1548 по 1559 год. Строительство доминиканских монастырей в Оахаке и Пуэбле началось в 1570 и 1533 годах соответственно.
Архитекторами этих грандиозных францисканских обителей были выходцы из старой Испании. Так, монастырь Уэлосинго проектировал фра Хуан де Аламеда, который прибыл в Новую Испанию вместе с великим епископом Сумаррагой; монастырь Чолула строил фра Торибио де Алькарас, родом из крохотного городка в провинции Альбасете; монастырь Актопан возводил фра Андрес де Мата, августинец, прежде живший и работавший в Италии; монастырь Юрирапундаро спроектировал фра Диего де Чавес, племянник конкистадора Педро де Альварадо, а помогал ему архитектор Педро дель Торо. Золотой монастырь в Оахаке — плод усилий Эрнандо Кавароса, а монастырь в Пуэбле появился благодаря Франсиско Бесерре из Трухильо в провинции Касерес; позднее этот зодчий подвизался в Лиме и Кито (он приходился внуком Эрнану Гонсалесу де Ларе, архитектору кафедрального собора Толедо)‹‹130›› и построил, в частности, собор в Лиме.
Уцелевшие конкистадоры по-прежнему прилагали немалые усилия к тому, чтобы новые подданные приобщались к христианской вере. В 1559 году фра Матурино Гиберти‹‹131››, францисканец, опубликовал катехизис в переводе на язык тарасков, на котором говорили в центральной Новой Испании. Однако новый — второй по счету — архиепископ Алонсо де Монтуфар невзлюбил этот язык, и в 1571 году, к вящему изумлению автора книги, его труд удостоился внимания инквизиции.
