Францисканец фра Лоренсо де Бьенвенида осудил Пачеко в феврале 1548 года: «Нерон был менее жестоким, чем этот человек [Алонсо Пачеко]».
Пускай туземцы не пытались воевать, он грабил провинцию и забирал все пропитание местных жителей, которые от страха прятались в кустах… ибо, едва этому капитану случалось схватить кого-либо из них, он спускал на пленников собак. Индейцы бежали, не сеяли и не снимали урожай, а потому они умирали от голода… Прежде имелись пуэбло с населением 500 и 1000 человек, а ныне те, где живет всего сотня, считаются крупными… Этот капитан собственной рукою… убил многих удавкой, приговаривая: «Вот отличный способ покончить с негодяями». А когда они умирали, он будто бы добавлял: «О, сегодня я вдоволь потешился»…‹‹359››
В 1544 году восемь францисканцев, четверо из Гватемалы и столько же из Новой Испании, были отобраны для обращения в христианство майя на Юкатане. Предполагалось, что кампания будет проведена исключительно заботами францисканцев, а среди отобранной братии был вышеупомянутый Лоренсо де Бьенвенида, нарочно прибывший из Гватемалы. Он проделал весь путь до Кампече, проповедуя по дороге. Другой брат, фра Луис де Вильяльпандо, был первым испанцем, сумевшим постичь тайны языка майя, и даже подготовил грамматику и словарь. Какое рвение, к слову, какое упорство! Очень скоро 2000 индейских мальчиков очутились во францисканской школе в Мериде, где их обучали читать и писать на родном языке. Фра Вильяльпандо вдобавок учил майя читать европейские рукописи, преподавал начала христианства на испанском языке и обучал хоровому пению на латыни. Францисканская миссия появилась в Оскусабе, во владениях шиу, а к 1547 году там действовала и школа. Далее испанцам удалось раскрыть предполагаемый заговор по поджогу монастыря, и два десятка знатных майя собирались сжечь заживо на городской площади, но фра Вильяльпандо вмешался и ходатайствовал о помиловании. Ах-Кукум, вождь мани, крестился под именем Франсиско де Монтехо-Шиу.
Испанцы в те дни одерживали победы благодаря своей «отменной дисциплине в стесненных обстоятельствах». Не менее важны были плотный строй, осознание ценности жизни каждого испанца и замечательная способность перемещаться по территории, не считаясь с какими-либо потерями среди индейцев. Арбалеты, мушкеты, аркебузы и собаки, а прежде всего толедская сталь играли решающую роль в этих сражениях; лошади тоже вносили свою долю в общий успех там, где позволял ландшафт, хотя узкие каменистые тропы Юкатана часто служили препятствием для конных атак. Майя бились отчаянно (они «воинственные, доблестные и опытные в войне», как докладывал колониальный городской совет Мериды) и изобретали все новые способы сопротивления: в частности, стали копать ямы-ловушки для вражеских лошадей. При этом они отличались местническим мышлением и стремились всего-навсего прогнать иноземных захватчиков с конкретного участка земли. Испанцев они воспринимали как своего рода перелетных птиц. Согласно традиционному майянскому военному кодексу, захват добычи и пленников для жертвоприношения являлся, как и в Мексике, главной целью боевых действий. Но майя обнаружили, что с испанцами гораздо труднее иметь дело, чем ожидалось сначала. Те принесли с собою новые болезни и новое оружие, что обернулось массовым сокращением численности населения. За эти годы население полуострова Юкатан уменьшилось с 800 000 до 250 000 человек.
Четырьмя городами Юкатана ныне считались: Мерида, где в 1550 году проживало семьдесят испанских семей; Вальядолид с сорока пятью семьями; Кампече, где было около сорока семей; и Саламанка-де-Бакалар, в которой имелось не более двадцати семей. Между собой эти города делили управление полуостровом. Почти десять лет спустя, ко времени восшествия Филиппа на трон в 1558 году, на Юкатане проживало, возможно, до 400 испанских семей. Их дома были, естественно, испанскими по стилю, но, поскольку строили все-таки покоренные майя, эти жилища отличал, по выражению Инги Клендиннен, «неистребимый индейский колорит». Из-за жары испанцы спали в гамаках и, подобно индейцам, обзавелись привычкой просыпаться, когда женщины принимались молоть маис на каменных жерновах. Только испанцы низшего сословия брали индеанок в жены, остальные содержали их как любовниц‹‹360››.
Великий Бартоломе де Лас Касас, епископ Чьяпаса, в ту пору относившегося к провинции Верапас, начал проповедовать веру без применения силы, поддерживая усилия собратьев-доминиканцев. Как мы неоднократно убеждались, он разгневал многих колонистов своим чрезмерно снисходительным, по их мнению, отношением к индейцам. Его епископское послание от 20 марта 1545 года по этому вопросу заслуживает того, чтобы рассказать о содержании документа подробнее. В своем послании Лас Касас отказывался принимать исповедь у испанцев, пока те не вернут законным хозяевам земли, захваченные у индейцев, и требовал строгого соблюдения новых законов 1542 года для защиты индейцев, а также грозил колонистам суровыми церковными наказаниями, если они продолжат колебаться. Колонисты, в свою очередь, отвергали духовную юрисдикцию Лас Касаса над Юкатаном, пытались лишить его самого и «малодушных» доминиканцев пропитания и даже отказывались платить десятину. Тут они опирались на поддержку францисканцев, которые к тому времени стали считать Юкатан своей вотчиной. Лас Касасу пришлось довольствоваться проповедями, а исповедоваться ему колонисты не желали.
Не удивительно поэтому, что рано или поздно должно было вспыхнуть новое восстание майя, причем сразу по всему полуострову. Вожди различных поселений, будь то Купуль (сердце восстания), Кочуа, Сотута и Уаймиль-Четумаль, согласились принять испанское владычество, но многие майя, особенно среди жрецов, желали мести. Практика энкомьенд с ее принудительным трудом казалась большинству из них невыносимой. Прежде майя воевали с завоевателями-тольтеками, а теперь перенесли ненависть к ним на европейцев.
В полнолуние 8 ноября 1546 года майя к востоку от Юкатана подняли мятеж и принялись убивать испанцев с со свирепой яростью. Больше всего досталось новооснованному городу Вальядолид. Энкомьендеро, их жен и детей безжалостно убивали. Некоторых распинали, других обмазывали копалем, смолой для изготовления лака, и сжигали, третьих превратили в мишени для стрел, а кое-кому вырывали сердца из груди. В числе последних оказался Бернардино де Вильягомес, которого протащили по городу на веревке, а затем отрезали ему голову и прочие части тела. Мятежники рассылали подобные трофеи быстроногими гонцами по всей территории полуострова, подстрекая сородичей к истреблению завоевателей‹‹361››. Испанцы в Вальядолиде и Саламанке-де-Бакалар погибли почти целиком.
Убивали не только испанцев, но и любого из местных, кто соглашался работать на захватчиков, более того, любого, кто не желал присоединиться к восстанию. Потому погибли многие индейские рабочие, возможно, около 600 человек. Еще убивали животных, принадлежавших испанцам, лошадей и крупный рогатый скот, овец и коз, цыплят, собак и кошек. Выкапывали европейские деревья и растения — словом, уничтожали все иноземное.
Испанцы вскоре собрались с силами, разрешили дружественным племенам обращать в рабство мятежников, которые попадут тем в руки и которых можно перепродать плантаторам с Карибских островов‹‹362››. Совет Мериды, который возглавлял Родриго Альварес, принялся мобилизовывать всех, кого мог найти, на защиту Вальядолида. Альварес пленил нескольких местных касиков, чтобы помешать им примкнуть к восстанию, а его товарищ Франсиско Тамайо повел сорок испанцев и около 500 индейцев на освобождение Вальядолида. Отряду приходилось продвигаться с боями, особенно в Изамале, но все же они пробились на выручку осажденному гарнизону. Эль-Собрино тоже двинулся к Вальядолиду с тридцатью конными, а аделантадо Монтехо остался в Кампече. Тамайо Пачеко, командир гарнизона в Вальядолиде, попытался прорвать осаду и в конце концов справился с этой задачей, тогда как Хуана де Асамор, вдова влиятельного энкомьендеро Бласа Гонсалеса, трудилась сестрой милосердия (ее брат и его семья были убиты индейцами): «Из-за своего хрупкого телосложения я осталась со своим мужем в нашем доме, который мы не захотели покидать. Я принимала в нашем доме многих раненых и больных солдат и, с великим тщанием, исцеляла их и заботилась о них, покуда они не поправлялись… ведь врачей в этом городе не было. Также я умоляла их не оставлять эти земли и оставаться на службе Его Величества»‹‹363››.
