Впрочем, настоящими врагами францисканцев оказались поселенцы, многих из которых потрясла готовность монахов идти на крайние меры при утверждении истинной веры. Один колонист много дней защищал Диего Уса, вождя текасов из Мани, будучи убежден его в невиновности. Ус, человек дородный, страшился одной только мысли о неизбежном «вздымании». Миряне, в частности Лоренсо Монтероссо, курат Сотуты, примыкали к колонистам, когда им доводилось присутствовать при «зверских допросах» монахов‹‹405››. Городской совет Мериды направил двух старших чиновников, Хоакина де Легуисамо и Франсиско Бракамонте, к епископу Ланде с просьбой умерить пыл инквизиторов.
В столицу Мериду прибыл между тем новый епископ Франсиско Тораль, человек мудрый, гуманный и утонченный. Он был уроженцем Убеды в восточной Андалусии, родного города знаменитого имперского секретаря Франсиско де лос Кобоса. Тораль трудился миссионером в Польше, прежде чем стать провинциалом ордена францисканцев в Новой Испании в 1557 году. Он помогал фра Бернардино де Саагуну с его «Флорентийским кодексом», освободил того от обычных монашеских обязанностей, дабы тот мог спокойно вносить необходимые правки‹‹406››. (Саагун к тому времени осознал, что многочисленные крещения туземцев в первые годы завоевания происходили лишь на бумаге.) Сам Тораль мог проповедовать на науатле и на испанском. Он не только овладел пополокой, наречием индейцев пуэбла, но и составил его грамматику и словарь. В Испанию он возвратился в 1552 году, чтобы принять участие в общем собрании францисканского ордена в качестве попечителя мексиканских монахов, и снова отбыл в Новую Испанию вместе с тридцатью шестью новыми братьями из Кастилии. В 1555 году он безуспешно пытался освободить индейцев от уплаты десятины.
Въезд епископа Тораля в Кампече оказался омрачен встречей с фра Легуисамо, который не замедлил известить Тораля о недавних трагических событиях. В нарушение всех установлений епископа лишь в трех лигах от Мериды официально приветствовали двое монахов, которым формально он приходился начальником. Он настоятельно посоветовал Ланде передать расследование дела об идолопоклонстве в руки нового епископа, но Ланда наотрез отказался и остался в Сотуте, причем потребовал, чтобы Тораля ни в коем случае не принимали в францисканском монастыре Мериды.
Четырнадцатого августа 1555 года Тораль впервые вступил в монастырь, будучи вынужден до сих пор искать пристанища в иных местах; вражда с монахами заставляла его жить во дворце Монтехо. Над воротами монастыря висел герб с изображением испанцев в доспехах, сокрушающих плачущих индейцев. Но внутри оказалось светло и просторно. Тораль немедленно распорядился перевести нескольких томившихся в кельях вождей в более удобные условия.
Шесть дней спустя объявился Ланда, пребывавший в твердом убеждении, что отдельные индейцы Сотуты недавно совершали человеческие жертвоприношения и что некоторые будто бы обратившиеся в христианство школьные учителя не только присутствовали на этих церемониях, но и выступали их организаторами. Ланда не сомневался в том, что главным «торжеством» заговорщиков должно было стать ритуальное убийство детей в приходской церкви. По его мнению, жертвоприношения подразумевали распинание и вырывание сердца, а главным преступником являлся не кто иной, как безвременно почивший Лоренсо Коком (но и старый товарищ Ланды, Хуан Начи-Коком, тоже был замешан). После церемонии тела сбрасывали в колодцы (cenotes)‹‹407››. Откуда приводили детей? Наверное, иногда их похищали в соседних деревнях, а иногда попросту покупали.
На встрече 20 августа Тораль подтвердил инквизиторские полномочия Ланды и его помощников, однако категорически запретил дальнейшее применение пыток. Это взбесило Ланду настолько, что тот напрочь отказался участвовать в каких-либо последующих расследованиях и впредь оба епископа общались лишь через нотариев. Тораль сосредоточился на поиске юридических доказательств злоупотреблений со стороны Ланды, свидетельств избыточности наказаний и недостатке письменных сведений; Ланда же упирал на серьезность совершенных преступлений.
Тораль решил лично допросить содержавшихся в заключении вождей, при помощи Гаспара Антонио Чи в качестве переводчика, пусть этот Чи был и оставался ярым сторонником Ланды. Каждый касик излагал, по сути, одно и то же:
Они честно во всем сознавались еще до того, как святые отцы начали свое расследование, но им не верили и потому сочли необходимым подвергнуть пыткам. Вожди договорились между собою, что все они будут лгать о смертях и жертвах, когда их примутся расспрашивать, и станут советоваться друг с другом, ибо только так они смогут избежать указанных пыток и тюрьмы…‹‹408››
Тораль попросил Ланду позволить двум францисканцам, фра Фелипе Бруселасу и фра Хуану де ла Пуэбла, снять официальные письменные показания с вождей, которых допрашивали инквизиторы. Причем показания предполагались добровольные, без применения пыток. Ланда согласился, и с 3 по 9 сентября 1555 года два монаха записали пятнадцать показаний. Индейцев обвиняли в тридцати пяти человеческих жертвоприношениях за предыдущие десять лет (с погибшими детьми). Они утверждали, что подобное никогда не делалось в церквях, только в древних святынях. Церемонии проходили по-разному. Так, в Чичен-Ице мертвое тело сбрасывали в глубокий колодец, а живого ребенка кидали в воду, чтобы он «спросил совета у прорицателя». Судя по всему, большинство вождей присутствовало на каком-либо из этих ритуалов.
Поступило донесение от энкомьендеро из Сотуты Хулио де Манганы, которому поручили отыскать местонахождение тел детей, якобы принесенных в жертву, и вообще любые трупы подобного рода. Мангана докладывал, что многого не добился, отчасти вследствие сбивавшего с толку однообразия индейских имен.
Тораль пришел к выводу, что в конечном счете лишь немногие индейцы виновны в чем-то более серьезном, нежели тривиальное идолопоклонство, каковое само по себе являлось непосредственным следствием недостаточной богословской подготовки и рвения монахов. Зато он решил, что все монахи, в особенности Ланда как провинциал, виновны в чрезмерном насилии. Ланда между тем яростно пытался найти доказательства, способные опровергнуть точку зрения епископа. 16 сентября произошла ссора между фра Хуаном Писарро и фра Франсиско де Мирандой‹‹409››. Писарро принял сторону Ланды, а Миранда поддерживал Тораля. Губернатор (или главный судья) Юкатана, доктор Диего Кихада, безуспешно старался сохранить нейтралитет (при том, что ранее уже поддержал действия Ланды.) 17 сентября монахи заявили, что отказывают в таинстве крещения всем индейцам на основании их «упорного идолопоклонства». И прибавили, что не готовы поселиться более чем в пяти монастырях до тех пор, пока с идолопоклонниками не будет покончено.
Разумеется, ни один испанец не пожелал бы терпеть человеческие жертвоприношения, но регулярные проведения последних доказать не удавалось. Другое дело идолопоклонство. Святые отцы утверждали, что массовое идолопоклонство есть оскорбление Бога, но поселенцы воспринимали этот факт намного спокойнее. Им требовалось, чтобы майя трудились на полях, а язычники те или нет, значения не имело. Еще им хотелось поскорее разобраться с воцарившимся двоевластием — прежде всего выяснить, кто же возьмет верх, Ланда или Тораль‹‹410››.
