Большой друг короля Луис де Рекесенс писал в 1575 году своему коллеге Диего де Суньиге, испанскому посланнику в Париже: «Не знаю, как ваша светлость оплачивает письма из Испании. Я не получал от короля никаких известий относительно дел в Нидерландах с 20 ноября… Сдается мне, что почта Его Величества пришла в упадок»‹‹509››. Сам король Филипп однажды заметил, что «важнее, чтобы почта доходила в безопасности и сохранности, чем за четыре или пять дней»‹‹510››. Но случались и спешные доставки. Коннетабль Кастилии как-то признался, что письмо в Вальядолид доставили настолько быстро, что «будь внутри форель, она все равно осталась бы свежей»‹‹511››.
Участие иностранных купцов в торговле с Индиями то запрещалось, то возобновлялось. Так, в 1578 году севилец, историк итальянского происхождения (его отец был родом из Лукки) Франсиско Моровели де Пуэбла, жаловался, что «вся коммерция пребывает в руках фламандцев, англичан и французов»‹‹512››. Однако иноземных купцов на самом деле не допускали к торговле с Индиями напрямую с 1538 года. Им непременно требовался испанский подрядчик, то есть посредник. Зачастую генуэзцы становились испанцами, и через два или три поколения такие торговцы, как Агустин Спиндола, Лучано Чентуриони или Панталео Негро, воспринимались уже как испанцы, не как уроженцы Генуи. Богатейшими людьми Севильи были, вероятно, Томасо Марино (Марин) и Адамо Сентурионе (Чентуриони), каждый из которых являлся испанским генуэзцем и стоил, судя по всему, не меньше миллиона дукатов. Сентурионе купил в 1559 году деревни Эстепа и Педрера, и его старший сын Маркос стал маркизом Эстепа, а семья продолжала «кастилизироваться».
С основанием в 1579 году большой ярмарки в Пьяченце, на полпути между Миланом и Болоньей, на доступном расстоянии от Генуи, генуэзские банкиры сделались бесспорными хозяевами международных платежей‹‹513››. К ним примыкали флорентийцы, например, Андрес дель Баньо, друг Кортеса Жакоме Боти и Леонардо Анджело, а также миланец Джованни Баутиста Ровеласка, который получил анасьенто (контракт) на продажу 300 рабов в любом населенном пункте Индий по своему выбору (короне он платил треть от своих доходов). Перечень венецианских торговцев, подвизавшихся в Севилье, состоял из тех же семейств, что доминировали в севильской торговле в 1520-х годах, но теперь они торговали кошенилью, бразильской древесиной, жемчугом, ртутью, постельным и нижним бельем, квасцами, иногда пшеницей, маслом, кожей, а также рабами — и чувствовали себя намного увереннее. К 1600 году венецианская государственная казна была переполнена, и каждый год из Венеции отправлялись от семисот до восьмисот судов‹‹514››.
Французские товары, постельное и нижнее белье (lencería) для мужчин и женщин были весьма востребованными в Индиях. Самым ходовым товаром — на него приходилось три четверти поставок — были ruanes (белье из Руана) и angeos (грубое полотно наподобие холстины). В шестнадцатом столетии Нант и Руан являлись основными экспортными портами Франции, однако суда выходили также из Небура, Лувье и Бомон-ле-Роже‹‹515››. Производство изделий из хлопка в сельских окрестностях Руана нарастало невиданными темпами. Подразумевая отгрузку angeos, французский автор семнадцатого столетия замечал: «У них есть корабли, зато у нас их крылья [паруса]»‹‹516››.
Французы также поставляли светлое полотно, coletas (желтоватое сукно, по подобию нанкинского), bretanas (тонкое сукно), бумагу, ножницы и прочую галантерею, ворсовальные машины — и гребни для обмена с индейцами. Имелся устойчивый спрос на брюссельские гобелены, равно как и на голландское сукно (holandas), включая кружева из Малина в Брабанта‹‹517››.
Вследствие этого французские купцы, подобно фламандским и английским, надежно обосновались в гостеприимных портах Андалусии, пускай их торговля позднее пострадала из-за восстания в Нидерландах. Мыло, производством которого славилась Севилья, продавалось в больших объемах: и черное мыло из района Эль-Сальвадор, близ огромной церкви в старом центре города, и белое мыло из Трианы, городского портового квартала на западе.
Важным пунктом экспортной торговли Кастилии являлось вино. В конце шестнадцатого столетия через Атлантику ежегодно перевозили 20 000 пайпов (бочонков), или 300 000 литров вина‹‹518››. Отчасти спрос диктовался пристрастием к вину среди коренных народов Нового Света, которым это пристрастие нередко шло во вред. Большей частью вино поставлялось с Канарских островов (vino de islas), но историк Фернандес де Овьедо описывает вино из Сьерра-Морены, например, из Касальи, которое становилось, по сути, тайным оружием в руках испанцев‹‹519››. Пользовался популярностью и шерри
[91] из Хереса-де-ла-Фронтеры. Поселенцы Нового Света пытались воссоздать в Америке средиземноморскую среду, основанную на пшенице, вине и оливковом масле. Спрос на масло и вино в Индиях объясняет заметное увеличение их производства в шестнадцатом веке.
Ртуть сделалась ценным сырьем для добычи серебра после того, как Бартоломе де Медина из Севильи предложил в 1550-е годы метод, получивший известность как beneficio de plato
[92] и зависевший от применения ртути. Этот метод оставался в употреблении до двадцатого столетия (когда появился способ patio cerrado
[93]). Немец по происхождению Маэсе Лоренсо стремился внедрить метод бенефисио де плато в Новой Испании с тех самых пор, как побывал на рудниках Альмадена на юге Центральной Испании, недалеко от Сьюдад-Реаля, но ему было отказано в разрешении, и Медине пришлось учиться у этого человека.
Несколько испанских чиновников писали императору Карлу V о «просвещенных устремлениях» Медины‹‹521››. Валенсиец Мосен Антонио Ботеллер утверждал, что начал использовать этот метод раньше, но его притязания отвергли‹‹522››. Медина получил королевский патент и лицензию.
Филипп решил опереться на поддержку вездесущего и всегда готового помочь семейства Фуггер для организации поставок ртути в Новый Свет. Ведь именно Фуггеры фактически владели ртутными копями в Альмадене. Ртуть была известна достаточно давно, однако лишь в 1550-х годах ее полезность для производства серебра стала очевидной. В 1563 году Кристобаль Эрнан подписал первое соглашение о поставках ртути. Королевские копи в Альмадене отныне передавались в аренду подрядчикам (asentistas)‹‹523››. Получателями ртути выступали сплошь севильцы, но, как правило, генуэзского происхождения, скажем, Сентурионе или Фиеско.
