Когда испанское судно захватывали, его груз складывали на палубе капера возле грот-мачты и делили между членами команды-победительницы. Капитан капера обычно забирал личный рундук капитана испанского судна, а остальная добыча делилась в соответствии с установленными правилами, причем старшинство играло здесь решающую роль. Поэтому мастер-канонир получал имущество испанского канонира и второе (после капитана) лучшее оружие. Как правило, никому из команды капера не выплачивалось жалованье, но все знали, что они могут разбогатеть посредством грабежей.
Указанные правила на практике различались и нередко не применялись. При абордаже испанского судна многие моряки зачастую думали исключительно о себе и о личной поживе. Среди команд каперов вспыхивали бунты, драки и беспорядки. Лучше всего для команды считалось продать свою долю в награбленном квартирмейстеру или капитану. Если удавалось захватить спиртное, экипаж, бывало, предавался многодневному безудержному пьянству. Губернатор Гаваны Хуан де Техеда нисколько не преувеличивал, когда в 1595 году обозвал группу английских пиратов пьянчугами‹‹550››.
Английские «корсары», как испанцы называли пиратов с 1530-х годов, становились все более насущной угрозой. Диего де Ибарра, казначей Санто-Доминго, писал в октябре 1595 года, что в предыдущие четыре года корсары были столь же многочисленны и ретивы в здешних водах, как если бы плавали по собственной территории‹‹551››.
Приплывая и возвращаясь, мы неизменно наблюдаем корсара на горизонте. Если так будет и дальше, либо этот остров обезлюдеет, либо нам придется вести дела с ними, а не с Испанией… Они вторгаются в наши воды без опаски и находят людей, согласных с ними торговать… Единственный способ избежать урона со стороны этих негодяев состоит в том, чтобы изгнать корсаров из наших вод, а сие может быть достигнуто лишь при посредстве галеонов, каковые я умоляю Ваше Величество направить сюда немедленно.
Фактически к концу шестнадцатого столетия у испанцев сложилось ощущение, что им придется эвакуировать северо-запад Испаньолы и перенести города Ла-Ягуана (150 домов), Баябе и Пуэрто-Плата на юг острова. Запад и северо-запад Испаньолы оставили пиратам, и в следующем столетии этим местам суждено было стать оплотом французских контрабандистов — так со временем возникла богатая колония Сен-Доминге, к 1780 году получившая известность в Париже как «Перу»‹‹552››. Венесуэльский остров Маргарита с его жемчужными промыслами тоже вынужденно покинули.
Английские каперы продолжали грабить и чинить разбой на протяжении 1580-х и 1590-х годов. Среди их кораблей выделялся «Дрейк» Джона Уоттса, который также владел частью «Экземинера»
[96]. Наряду с ним промышляли «Блэк дог» Роберта Абрахама и три корабля Джона Чидли («Уайлдмен», «Уайт лайон» и «Делайт оф Бристоль», причем в снаряжение последнего вложил средства двоюродный брат королевы Елизаветы, лорд Хансдон). Сама королева также финансово поддерживала некоторых каперов. В 1591 году в карибских водах пиратствовало не менее одиннадцати английских каперов, сея ужас и хаос; пять принадлежали Джону Уоттсу, три лорду Хансдону, а остальные два — группе лондонских торговцев, в число которых входил и сэр Уолтер Рэли. Кристофера Ньюпорта в 1592 году обвиняли в том, что он чинит «бесконечный ущерб» своими четырьмя кораблями. А сэр Джон Бург, брат лорда Бурга, который являлся заместителем наместника Ирландии, участвовал в нападениях на Гвиану, Тринидад и Маргариту.
Типичным случаем является нападение 1593 года двух кораблей с двумя пинассами на порт Ла-Ягуана на Санто-Доминго. Пираты высадили десант, который явился на сахарную мельницу, принадлежавшую Грегорио де Айяле, городскому магистрату. Они сожгли деревянную церковь, амбар для хранения сахара, хижины рабов и большую часть их одежды, забрали весь сахар, какой смогли унести, а также выделанные шкуры, медные инструменты, что использовались в производстве сахара, все стулья и предметы домашнего обихода. Еще забрали чернокожего раба и через него передали Айяле требование в течение шести дней передать 6000 дукатов в качестве выкупа за то, что не стали сжигать, — мол, тростник еще стоит и сахарная мельница цела. Позднее жители города обратились с жалобой к королю Филиппу и молили испанского монарха направить две галеры из состава королевского флота на Санто-Доминго. Мы не знаем, увы, что ответил король и ответил ли он вообще.
Сообщение севильца Херонимо Санчеса де Каррансы, испанского губернатора Гондураса с 1589 по 1594 год и известного мастера фехтования (он изобрел многие утонченные приемы) содержит схожие подробности:
Ведая, сколь скверно подготовлены эти порты к тому, чтобы противостоять даже пинассе, враг нисколько не опасается нас. В этом году большой шлюп, способный поднимать до шестидесяти тонн (неуклюжее судно, приводимое в движение веслами и парусами), а также большой корабль грузоподъемностью около 250 тонн с тремя пинассами, все хорошо вооруженные и с запасом ручного оружия на борту, подошли к нашим берегам. Они открыли огонь по флагману, которым командовал Диего Рамирес. Хотя флагман и пять других кораблей сражались отважно, им не хватало людей, а [большинство] те, кто был на палубах, валились с ног от хворей и ран, и потому враг [англичане] захватил все и увел флагман, на который перенесли лучшую часть из грузов остальных. Нас лишили пушек и парусов, так что в этом году нашим кораблям больше не плавать. После того как я написал об этом вашей светлости [25 апреля 1594 года], и когда я слег с лихорадкой, истекая кровью всего пять дней назад, дозорные подали дымовой сигнал, предупреждая о появлении больших кораблей. Когда те корабли приблизились, стало понятно, что это англичане. Я сразу оделся и велел отнести меня на берег в кресле. Еще я распорядился привести многих мулов и наказал горожанам и купцам как можно более спешно увозить свою мошну и ценные товары из города. Затем я приказал городскому глашатаю объявить, что под страхом смертной казни все должны встать на защиту наших домов. Всего двадцать человек… вняли моему призыву. Пять аркебуз, каковые они принесли с собою, были без пороха и пуль. Однако я разделил их на три отряда… расположенные таким образом, они создавали ощущение многочисленного войска. Хотя моя лихорадка усиливалась и хотя враг открыл ожесточенную стрельбу по городу, я не уходил с берега… Около шести вечера англичане высадились, и поскольку в первых домах они не нашли денег и увидели, что жители незаметно успели сбежать, они остановили свое продвижение и крайне поспешно вернулись на свои корабли. На следующий день английский капитан [Кристофер Ньюпорт] прислал мне письмо, где говорилось, что он по справедливости захватил наши корабли и город и что он требует с меня выкуп, иначе все сожжет. Еще он потребовал пополнить их съестные припасы. Я ответил, что не далее как две недели некий капитан Лэнгтон напал на мои корабли и захватил их, но не причинил урона городу, ибо противно правилам войны сжигать пустые дома и корабли. Я прибавил, что теперь получил подкрепления и что припасы, этим подкреплением доставленные, включают лошадей, так что он может попробовать напасть и сжечь город, на свой страх и риск, потому что я всеми силами буду защищаться. Смею заверить вашу светлость в том, что единственным подкреплением, мною полученным, был один человек из Сан-Педро… Вышло так, что этими своими уловками я вселил такой страх в сердце английского капитана, что он покинул порт, и наибольший ущерб, им нанесенный, заключался в том, чтобы ему пришлось спалить брошенные корабли… Он удалился, не забрав из городской казны ни единого мараведи‹‹553››.
