– Так это они? – спрашивает Дату. – Из Запредельных мест?
Ответить нана не дает – упрямо тащит за собой и даже шагу не сбавляет.
Едва мы переступаем порог, как она дергает меня за руку и бесцеремонно поворачивает лицом к себе.
– Ты что себе думаешь? Ты что делаешь? – Из-за маски голос звучит глухо. – Думаешь, я не заметила?
– Заметила что?
– Это все из-за той дурацкой петиции! Ты что вбила себе в голову?
– Ничего такого…
– Не притворяйся невинной овечкой. Я знаю, что ты замыслила! Привела на берег – знала, что они сегодня прибывают, и знала, что я усну…
– Но мы ходим туда каждый день. – Нана расхаживает по комнате, и я следую за ней глазами. Такой сердитой вижу ее впервые.
– И если бы я не проснулась, ты бы… ты… – Она хватает воздух большими глотками, как выброшенная из воды рыбина.
– Послушай. Я не представляю, о чем ты говоришь. Но мне жаль, что я так тебя расстроила.
Нана резко оборачивается. Я жду новых обвинений и криков, но она вдруг сгибается, делает несколько глубоких вдохов, но ничего не говорит. Ее сжатые морщинами глаза уже не мечут молнии. Она опускается на пол, обнимает колени и опускает голову. Сморщенная, съежившаяся, а ведь только что была от злости огромная, как Бондок.
Я сажусь рядом и тоже подтягиваю к подбородку колени – показываю, что не имею ничего против и готова подождать, пока она скажет, в чем дело. Наконец нана развязывает маску.
– Ты и вправду не специально подходила к тем людям с корабля? Тем, с открытыми ранами?
Теперь я совсем запуталась.
– Нет, конечно. Всего только и сделала, что помогла им пришвартоваться, как учил Капуно.
Нана опускает голову еще ниже, и ее плечи дрожат, поэтому я ползу вперед и обнимаю ее.
– Я подумала, что ты хочешь подойти к ним поближе… хочешь подхватить…
– Подхватить что?
Ее лицо уже распухло от слез.
– Они… те люди… У них были открытые язвы. Ты легко подхватила бы это. – Она указывает на свой нос.
– А… – Я не знаю, что сказать. Нана берет меня за руки и смотрит мне прямо в глаза.
– Ами, я верю тебе. Но не верю, что ты не пыталась придумать способ, как остаться на острове. Я люблю тебя и хочу для тебя другой, лучшей жизни. Ты так долго была со мной… для меня это настоящее благословение. Да, я хочу, чтобы ты осталась навсегда. Но я сама не останусь здесь навсегда. – Она запинается. – Эта болезнь страшнее, чем тебе представляется. Мистер Замора прав. На острове прокаженных будущего нет.
Я хочу поправить – она произнесла запретное слово, – но не могу даже открыть рот.
– Ты должна уехать. Так будет лучше. Там, в Запредельных местах, у тебя все будет хорошо. Ты самая добрая девочка из всех, кого я знаю. – Нана опускает руку в карман и достает ягоду. – Это ты мне дала?
Я киваю.
– Тогда и я должна дать тебе что-то. В любви по-другому не бывает, да?
– Да. Давай и принимай.
– Верно. Не давай, давай, давай, как требует церковный бог… – Она оглядывается и хлопает себя ладонью по лбу. – Я оставила сковороду на берегу!
– Я не хотела тебе говорить, когда ты сердилась.
Нана негромко смеется.
– Я, наверно, жутко перепугалась, да? Ее дала мне моя мать. Ладно, пойдем за ней на берег.
– Схожу одна. – Я вскакиваю. – Ты ведь и палку свою там оставила.
Она оглядывается по сторонам, словно только сейчас заметила отсутствие палки, и медленно кивает. Я знаю, что она хочет сказать, но не говорит, потому что уже накричала на меня из-за этого.
– Я не стану приближаться к этим людям. Обещаю.
Нана снова кивает.
– Осторожнее с маслом. Оно, может быть, еще не остыло. Не обожгись.
Дом для бабочек
Вернувшись домой, застаю у нас сестру Маргариту. Увидев меня, они обе поднимаются с пола.
– Вот и ты, Амихан, – торопливо, с принужденной живостью говорит нана, одной рукой утирая слезы, а другой хватая свою палку. – А я уж собиралась тебя искать.
– Здравствуй, Ами. Извини, что мешаю тебе побыть с матерью, но есть кой-какие важные детали, о которых мне нужно было сообщить ей. Она сама обо всем тебе расскажет. – Сестра Маргарита протягивает руку, и я поспешно ставлю на стол сковороду. – Да благословит тебя Господь, дитя мое. Уверена, остров Корон станет для тебя замечательным приключением.
Рука у нее теплая и сухая, ногти, как всегда, безупречные, маленькие и розовые, словно раковинки. А вот моя, в сравнении с ее, кажется грязной и неуклюжей. Вот бы узнать, не из-за молитв ли у нее такие руки.
– Спасибо, сестра Маргарита, – благодарю я. Она кивает и уходит.
Нана жестом подзывает меня к себе. Сажусь на ее скрещенные ноги. Она обнимает меня и прижимает к груди, так что я оказываюсь как бы в коконе между ее подбородком и коленями. Стараюсь сохранить этот миг в памяти. Когда я увижу ее в следующий раз, то буду уже большой, и мне хочется запомнить нас вот такими.
– Сестру Маргариту присылали за тобой, – говорит нана негромко. – Закон о сегрегации вступает в действие завтра, и мистер Замора хотел уже сегодня отправить всех детей на Корон. Но сестра Маргарита воспротивилась, и он согласился перенести все на завтра.
– Завтра? – Я невольно вздрагиваю, и нана обнимает меня крепче.
– Не надо думать об этом дне как о последнем оставшемся, – продолжает она, и я понимаю, что это подсказала ей сестра Маргарита, – пусть он будет дополнительным. Мы сможем писать друг дружке. Я буду писать тебе каждый день, пока мы не встретимся снова.
– Но это же целых шесть лет!
– Не совсем. – Нана начинает говорить быстрее. – Твой день рождения через четыре месяца, так что ждать придется не шесть, а пять лет и четыре месяца. Это будет… – Она морщит лоб, и я знаю, что в голове у нее бегают цифры. Со счетом у наны хорошо. Говорит, что может представлять числа в голове так же ясно, как если бы сама их писала. – Одна тысяча девятьсот сорок пять дней или около того.
Наверно, она думает, что эти числа меня успокоят, но я, в отличие от нее, никакой магии в них не нахожу. Как много дней должно пройти. И начнется их отсчет раньше, чем я предполагала. С завтрашнего дня.
– Знаю, звучит пугающе, но сестра Маргарита говорит, что это меньше, чем число ступенек, по которым мы каждый день проходим к берегу и обратно, а ведь это не так уж и далеко, правда?
– Значит, каждый день – ступенька?
– Точно. – Голос ее звучит спокойно. Она целует меня в макушку. – И каждый день будет приближать нас друг к другу.
И пусть эти слова не ее – у наны никогда бы не получилось так изящно и мягко, как у сестры Маргариты, – они помогают. Я отпечатываю число – одна тысяча девятьсот сорок пять – в голове, рядом с другими важными числами: днями рождения, количеством бронзовых светильников в церкви, номером удостоверения наны.
