– Сестра, для меня что-нибудь есть? – спрашиваю я, изо всех сил скрывая волнение, хотя сердце уже прыгает и скачет. Мари сбегает по лестнице, и монахиня поворачивается к нам.
– Доброе утро, Мари. Доброе утро, Ами. Тебе повезло. – Она вытаскивает из пачки сложенный листок. Едва я успеваю протянуть руку и коснуться его, как оно летит на пол.
– Что это? – рявкает мистер Замора. Он только что вошел и еще не успел отдышаться. На рубашке, в подмышках, темнеют круги пота.
Сестра Тереза ошеломленно смотрит на него.
– Это письмо, и оно не ваше.
– Ее? – Он кивком указывает на меня. – Из колонии?
– Да, от ее матери. – Монахиня наклоняется за листком, но мистер Замора ставит на него ногу, так что поднять письмо, не порвав его, невозможно.
– Ее мать – прокаженная. Я видел – у нее даже носа нет.
Его передергивает от отвращения, а меня трясет от злости.
– Мне известно, мистер Замора, что родители всех этих детей Тронутые. А теперь уберите ногу.
– Мы этого не позволим! – кричит он. На ступеньках за спиной Мари и в дверях спальни мальчиков уже собираются другие дети, но мистер Замора как будто никого не замечает. – Мы должны сохранить это место чистым!
– Письма не прокаженные, – вспыхивает сестра Тереза. – Я понимаю, почему правительство сочло необходимым изъять детей из семей, но мне ничего не известно о прекращении всех контактов. И вот что, строители прибыли. Предлагаю вам поговорить с ними.
Монахиню колотит, но ее голос звучит твердо. Мистер Замора давит письмо каблуком, но в конце концов все же убирает ногу.
– Мы еще займемся этими письмами, – грозит он и выходит на улицу.
Сестра Тереза поднимает с пола мятый, надорванный и с отпечатком подошвы листок и протягивает его мне.
– Извини, Ами. Мне очень жаль.
Она раздает письма другим детям, а мы с Мари выходим из приюта. Мистер Замора разговаривает с рабочими и обжигает меня злобным взглядом.
Подождав, пока он отвернется, мы спешим к скале Такипсилим. Я глубоко вдыхаю и открываю письмо.
Моя дорогая Ами,
С рукой у меня плохо, так что я говорю, а сестра Маргарита печатает на своей машинке. Извини, что получилось так долго. Я так отстала с нашими письмами.
Люди прибывают на остров каждый день, их все больше и больше. Ты представить не можешь, каким шумным стал город и какая здесь суматоха из-за этих новых правил с зонами Sano и Leproso.
Больница переполнена, и горожане очень недовольны. После отъезда мистера Заморы делами заправляет некий мистер Алонсо. Новый начальник немногим лучше прежнего, но, по крайней мере, не так пугающе тощ.
Я обзавелась новыми друзьями. Моя соседка – милая девушка по имени Лерма. Она напоминает мне меня саму – ее тоже забрали из семьи, и ей всего лишь двадцать. Лерма приехала с острова Миндоро, где родился и твой ама.
У Бондока и Капуно все хорошо. Капуно я вижу едва ли не каждый день, а Бондок приходил сегодня. Разрешения на посещение он добивался два дня, и ему даже запретили прикасаться к нам. Не знаю, как мы станем жить в таких условиях, но будем стараться. Надеюсь, к тому времени, когда ты вернешься, они и сами поймут, какую затеяли глупость.
Со здоровьем у меня все хорошо, только рука побаливает да простудилась вот. Много помогаем приезжающим. Больницей, если не считать монахинь и доктора Томаса, скоро будут управлять только Тронутые. Попытаюсь получить там какую-нибудь работу и послать тебе немного денег.
Есть и плохие новости, которые тебе надо знать. Ушла Росита. Надеюсь, ты не станешь слишком уж сильно печалиться. Свой путь страданий она прошла. Похороны были вчера. Проводили очень красиво, хотя, к сожалению, в церкви. Я извинилась перед сестрой Маргаритой за эти слова, но вычеркнуть не дала.
Рассказывай мне обо всем. Надеюсь, там красиво и о тебе хорошо заботятся. Напишу еще, когда у сестры Маргариты будет время напечатать. Она сейчас очень занята, и писать каждый день, как обещала, я не могу. Хотя и хотела бы.
Люблю тебя,
Нана.
– Ну? – не выдерживает Мари. – Все хорошо?
По коже раскатывается волна жара. В глазах за веками резь, как если бы я слишком долго смотрела на солнце. Не думала, что письмо наны вызовет такое чувство. Мне казалось, оно будет теплым и утешительным, как гладкий речной камешек, идеально ложащийся в ладонь, а не зазубренным и острым. Пытаюсь выделить факты, и сердце колотится с такой силой, что меня трясет.
– Наша подруга, Росита… она умерла.
– Мне очень жаль.
– Она сильно болела. Нана говорит, что так лучше… для нее.
– А твоя нана? Она здорова?
Я смотрю на письмо.
– Она простудилась.
– Это ведь не страшно, да? Главное, чтобы выздоровела до наступления сезона дождей, ведь так?
С трудом перевожу дух.
– Да вроде бы так. Только… Такое же осложнение было у Роситы. Чаще всего Тронутых убивает не проказа, а разные осложнения. Доктор Томас объяснил нам все это в школе, в тот день, когда прибыл на Кулион с Большой земли. Он был единственным добровольцем, согласившимся занять место врача на острове, откуда не возвращаются. Мне было тогда шесть лет. «Болезнь ослабляет организм, его сопротивляемость противостоять простудам и прочим недугам». Тогда у него еще не было тех морщин, что есть сейчас. Мы были для него иллюстрациями к учебным текстам, но не семьями. «Вы должны принимать меры предосторожности. Осложнения наподобие простуды могут быть очень опасны».
– Ей скоро станет лучше, – попыталась обнадежить меня Мари.
– Да. – Я выравниваю дыхание. Она права. Нана обзавелась новыми друзьями, а сестра Маргарита помогает ей писать мне. У нее все хорошо, хотя в переменах она видит только помехи. Интересно, какой он, мистер Алонсо? Нана написала, что он не тощий, и я уже представляю его толстяком. Странно, как мой мозг переключается на противоположности. Например, она говорит, что Кулион перешел от мистера Заморы к мистеру Алонсо, а я думаю: Z к A.
Обратный алфавит. Раньше я жила в рассветном месте, а теперь в закатном.
Мари притихла рядом, так что я почти забываю о ней. Она знает, когда нужно помолчать, и это мне в ней нравится. Мари смотрит за море, и ветерок играет прядками ее светлых волос. Она – самое странное и самое прекрасное, что я когда-либо видела.
Рождение
Домик из бамбука строители собирают всего лишь за четыре дня. И как только к двери прикручивают засов, мистер Замора мгновенно туда перебирается. Получив собственное жилье, он проводит там дни и ночи. Иногда до нас доносится стук молотка, и тогда я представляю, как экспозиция на стене пополняется очередным экземпляром. Кроме того, неподалеку от домика строится, точно по указанным размерам, отдельная мастерская, и я слышу, как один из рабочих жалуется, что это сооружение отнимет у них втрое больше времени.
