Антонов лежал на кровати, воткнув застывший взгляд в потолок. Со стороны могло показаться, будто он умер — столь безжизненным и в то же время умиротворенным выглядело его лицо. Подойдя к окну, я дернула в сторону тяжелую портьеру, впуская в помещение солнечный свет. Поднявшаяся пыль заиграла в его столпе разноцветными искрами. Часть ее попала мне в нос, отчего я тут же чихнула.
Устало опустившись на стоящий у письменного стола стул, я спросила:
— Это ты убил Манзини?
Топтавшиеся сзади Кирилл с Георгием, следовавшие за мной по пятам, затаив дыхание ждали ответа.
— Я, — просто сказал Антонов.
Из моей груди вырвался тяжкий вздох.
— Ты хоть понимаешь, что наделал? — Вопрос, конечно, риторический, но мне просто необходимо было его задать.
— Восстановил справедливость. — Голос мальчишки звучал спокойно и ровно. И как только я его проглядела? Как не увидела под этой маской холеного хлыща способную на поступок личность?
— Вов, ну как же так-то? — Мои руки упали плетьми.
— А вот так! — Мальчишка резко поднялся, отчего разноцветное, сшитое из лоскутов покрывало под ним собралось гармошкой. — Убил и не жалею! И будь у меня еще шанс повторить это, сделал бы не задумываясь! Я ведь действительно любил Аньку, понимаешь? А он… Тварь. — Последнее слово Володька выплюнул сквозь зубы. Тяжелым камнем ударилось оно о стену и разлетелось на мелкие осколки, один из которых угодил мне прямо в сердце. Я вспомнила истерзанное тело Арамовой, залитую кровью кухню, то, как долго потом оттирала свою кожу, пытаясь смыть тошнотворный запах смерти, въевшийся в каждую ее клеточку. Да и сейчас еще, стоит подумать о случившемся, как к горлу подкатывает ком.
— И все равно это не выход. — Не знаю, кого я пыталась убедить: себя или собеседника.
— Она ко мне каждую ночь приходит. — Мальчишка провел ладонью по бритому черепу. Волосы уже начали отрастать, образуя мягкий бархатистый ковер, который хотелось потрогать. Не удержавшись, я протянула руку и погладила Володьку по голове, словно любимую нашкодившую собаку. Он сначала дернулся, как от удара, а затем подался вперед, ища понимания и сочувствия. Повинуясь внезапному порыву, я села рядом с ним и притянула его к себе. Парень вновь лег на кровать, положив голову мне на колени. Ноги он притянул к груди, застыв в позе эмбриона. Так мы и сидели какое-то время, не произнося ни слова.
Севастьянов с Конфетиным, прекрасно осознавая деликатность момента, тихо застыли в дверном проеме, не решаясь вмешаться.
— Знаешь, какая она была красивая? — подал голос Антонов. Я согласно кивнула в ответ. Образ Анны уже стерся из моей памяти, и я вряд ли смогла бы воскресить каждую его деталь, но общее впечатление не забыла. Девушка была из тех, кого называют штучным товаром. Ей подобные спокойно по улицам не ходят — их сразу подбирают либо модельные агентства, либо богатые женихи, вроде Антонова. Анне повезло дважды. Хотя… Повезло ли?
— Конечно, это я виноват, — словно угадав мои мысли, произнес Володька. — Не защитил, не уберег. Отца не послушал и… — он запнулся, — тебя. Но я же не знал! — Его голос задрожал. — Я правда не думал, что он… Что он… — Плотину давно сдерживаемых эмоций прорвало, и очищающие слезы стремительным потоком хлынули из Володькиных глаз. Возможно, случись это раньше, дай мальчишка волю своим чувствам сразу, отдайся горю с первого дня в полную меру, и Манзини был бы сейчас жив, и мы не оказались бы в столь ужасном положении. Но у истории нет сослагательного наклонения. Все случилось так, как случилось.
— Но ничего! — Антонов вскочил и заметался по комнате. Слезы высохли, и теперь его глаза горели безумным блеском. — Ничего! — Он сжал ладони в кулаки. — Я отомстил за нее! Конечно, Нютку это не вернет, но… Нютка… — Володька всхлипнул и снова поник. — Она терпеть не могла, когда я ее так называл. Я же любил ее этим поддразнивать. Нютка, Нюська, Нюсек. — Полные губы мальчишки тронула улыбка, а взгляд затуманился воспоминаниями. — Как думаешь, мне когда-нибудь станет легче? — обратился он ко мне.
Тяжело вздохнув, я поднялась и подошла к нему, раскрыв ему свои объятия. Парень тут же в них снова нырнул, положив голову мне на плечо.
— Эх, дурачок ты, дурачок, — прошептала я, гладя бархатистые волосы. — Что же ты наделал, горе мое луковое?! Как же нам теперь выпутаться из этого? — Я крепко обняла Вовку. — А насчет «легче»… Конечно, станет. Обязательно и непременно! На свете нет ничего вечного. Это не значит, что ты забудешь свою Анну, просто со временем воспоминания о ней превратятся в легкую дымку, едва уловимую грусть, что приходит к нам иногда внезапно. Возможно, ты будешь вспоминать о ней в день ее рождения и день смерти, а может, в дни шумных праздников, посреди веселья вдруг мелькнет в голове мысль: «А вот если бы…» Мелькнет и исчезнет так же неожиданно, как появилась. По крайней мере, так было бы, если б ты навсегда не связал себя с возлюбленной содеянным. Теперь, боюсь, призраки прошлого будут являться к тебе чаще. Да и в тюрьме времени на воспоминания гораздо больше. Собственно, чем еще там заниматься, кроме как перебирать в голове минувшие события?
— И пусть! — Антонов отпрянул от меня и рубанул ладонью воздух. — А я все равно ни о чем не жалею!
Это сейчас, хотела сказать я, но промолчала, понимая, что сделанного не воротишь, а парнишке еще предстоит пройти и через осознание случившегося, и через муки совести, и через ночные кошмары.
Поймав взгляд Кирилла, я прошептала одними губами просьбу принести выпить. Экс-возлюбленный — парень понятливый, поэтому уже очень скоро Володька, клацая зубами о стекло, глотал обжигающую крепкую жидкость из запасов хозяина квартиры.
— А вы чего не пьете? — спросил он, принимая из рук Конфетина вторую порцию виски.
— Тебе нужнее, — проговорил тот, похлопывая парня по плечу.
Антонов согласно кивнул и залпом осушил очередной стакан. Алкоголь быстро проник в его кровь, отчего взгляд мальчишки заволокла пьяная дымка, тело расслабилось, а язык перестал слушать разум. Налицо все признаки опьянения — именно то, что ему сейчас необходимо.
— Ты как в мафиози-то попал, снайпер? — бестактно брякнул Кирилл, за что тут же удостоился моего гневного взгляда. Пацан только-только в себя начал приходить или уходить… Не важно, главное отвлекся, а этот снова.
— Дык это… — Володька икнул. — Я ж с детства по военным лагерям. Сначала российским, потом американским и английским. Скаутское движение, все дела. — Лицо парня озарила улыбка, которая ему так шла. — Отец думал, что там из меня дурь выбьют. Ну так он говорил. Как видите, не вышло. — Антонов усмехнулся. — Дурь моя при мне осталось, зато я приобрел навыки выживания в экстремальных условиях. Я ножом белке в глаз попаду. Стреляю, кстати, тоже неплохо. Просто не хотелось шуметь, да и… — Вовка сглотнул, — хотелось, чтобы Манзини умер от того же оружия, что и Анка.
— А ты уверен, что это он ее убил? — Вопрос, мучивший меня все это время, вырвался сам собой, едва ли не против воли.
