— Не сгущай, — усмехнулся Севастьянов. — В конце концов, ты-то тут при чем? Ты же никого не убивала.
— Как будто это кого-то волнует. Я соучастник, это факт. Если не по первому эпизоду, то по второму уж точно. Так что ситуация однозначно тупиковая. Сам подумай, что мы имеем? Допустим, убийцей Арамовой действительно был Манзини. Но благодаря Володьке доказать это уже не удастся. Да и получилось бы, что толку, если все равно нам отвечать за смерть мафиози? Убедить следствие, что, проникая на виллу и отвлекая внимание водителя, мы не имели намерения совершить преступление, теперь уже не получится.
— Отчего же? — буркнул Антонов, который, кстати, тоже не притронулся к пище. — Никто за твоей спиной прятаться не собирается.
— Очень благородно. — В моей душе горячей волной поднялся гнев. — Только не лучше ли было об этом подумать до того, как ты о своих скаутских навыках вспомнил?
Парень смотрел на меня исподлобья нашкодившим школьником, изображая главного героя картины «Опять двойка».
— Сволочь ты, Владимир. — Я буквально выплюнула фразу и, с шумом отодвинув стул от стола, с немалым трудом протиснулась к выходу, успев заметить краем глаза, как Антонов дернулся, словно от удара. Но ни жалости, ни сочувствия к нему в тот момент не испытала.
Эти чувства появились позднее, когда мы, озадаченные чрезмерно долгим пребыванием мальчишки в ванной, вытаскивали его из окрашенной в алый цвет воды и перетягивали бинтом порезанные запястья.
— Это моя вина, — китайским болванчиком раскачиваясь из стороны в сторону, повторяла я, уставившись в одну точку.
— Нашла время, — зло проговорил Конфетин.
— Что?!
— Я говорю, — слова тяжелыми камнями падали вниз, — что сейчас вообще не о тебе речь. Мальчишка чудом жив остался. По-хорошему, ему в больницу нужно.
— Но доктор… — пролепетала я.
— Доктор сказал то же самое. В любом случае сейчас не до твоего самобичевания.
— Да, но…
— Прекрати! — Севастьянов ястребом взмыл вверх, готовясь к стремительному броску.
— Не надо! — Мой голос звучал сталью. — Сколько раз повторять: я сама в состоянии за себя постоять.
— Да и вообще, — Конфетин одарил оппонента торжествующим взглядом, — милые бранятся, только тешатся. Ты бы не вмешивался в наши дела, в конце концов, мы сами разберемся, полюбовно, так сказать. Да, дорогая? — В его взгляде, обращенном ко мне, читалась насмешка.
Обладай я колдовскими способностями, сейчас на голове у Гоши выросли бы рога, или, не знаю, нос превратился бы в свиной пятачок, или от мужчины и вовсе осталась бы горстка пепла. Но ничего такого сотворить со своим случайным любовником я не могла. Поэтому просто обожгла его полным ненависти взглядом и поднялась с кресла с явным намерением спрятаться за тонкими дверьми одной из спален. На Кирилла старалась не смотреть.
— Женя, — надтреснутым голосом позвал он, и мое сердце сжалось от жалости. — О чем он говорит?
— Ты расскажешь или мне придется? — Конфетин, кажется, получал от происходящего садистское удовольствие.
— Заткнись. — Ни злости, ни ненависти в этом слове не было. Только смертельная усталость. Будто мало на мою долю выпало испытаний, так еще осталось стать вершиной любовного треугольника.
— Нет, ты никуда не уйдешь. — Кирилл преградил мне дорогу. Он взял меня за подбородок, поднял голову и заставил-таки на себя посмотреть. — О чем он говорит?
— А ты не догадываешься? — Конфетин и не думал униматься.
— Ах ты тварь! — Севастьяновский голос сорвался на визг.
Дальнейшее происходило очень стремительно и как будто не со мной. Я наблюдала за случившимся, словно из-под воды, как тогда в ванной.
Вот Кирилл подлетел к Гоше и с размаху ударил его кулаком в челюсть. Голова Конфетина дернулась в сторону, губа треснула, и во все стороны полетели брызги крови. После первого удара Георгий остался на ногах, в то время как второй опрокинул его на пол. Странно, но он даже не сопротивлялся — принимал побои как должное. А ведь соперник вполне мог его убить — мне ли не знать? Оседлав Конфетина, он снова и снова опускал тяжелый кулак ему на лицо.
Гоша быстро потерял сознание. Я, подскочив к Кириллу, перехватила его занесенную для удара руку, но в боевом запале тот машинально (по крайней мере, я очень на это надеюсь) отбросил меня в сторону. Отлетев к стене, зацепив по дороге так неудачно оставленный доктором стул, я больно ударилась об оклеенную обоями бетонную поверхность и тяжелым кулем сползла вниз.
Опомнившись, обидчик подбежал ко мне и, обхватив руками, прижал к себе.
— Больно? Прости! Прости, пожалуйста. Я не хотел.
Я молча высвободилась из его объятий, поднялась на ноги и, пошатываясь, направилась к лежащему на полу мужчине.
— Ты его убил, — прошелестела я бесцветным голосом без всякой интонации. Просто констатировала факт.
— Что?! Не может быть!
— Вполне, — пожала я плечами, опускаясь на колени рядом с Гошей, поднимая его окровавленную голову и прижимая ее к себе. Конфетин застонал.
— Жив! — радостно воскликнул Кирилл, будто не он только что использовал лицо соперника в качестве боксерской груши. — А ты говорила! — Из его груди вырвался вздох облегчения.
— Хорошо, — я пожала плечами и прислушалась к себе, пытаясь отыскать хоть какие-то эмоции. Ничего! Пустота и усталость!
Раненый вновь застонал и попытался сесть. Я помогла ему.
— Да уж, хорошо ты его отделал. — Я горько усмехнулась, разглядывая синее, словно слива, лицо. Из губы и носа тонкой струйкой лилась кровь, не встречая никаких препятствий до самой футболки. Там же она распространялась заметно медленнее, сосредотачиваясь в основном в области ворота. Тот уже приобрел темный цвет, пропитавшись алой жидкостью. Один глаз заплыл, второй превратился в бордовое месиво. Нос, кажется, не был сломан, но уверенности в этом не было.
— Если я тебя отпущу, не упадешь?
Георгий отрицательно мотнул головой.
— Хорошо. — Поднявшись на ноги, я босиком пошлепала на кухню. От удара звенело в ушах. Каждый шаг отдавался глухой болью в области висков. Кажется, сейчас в этом доме только один здоровый человек, все остальные на грани смерти. Володьке хорошо — спит себе под действием успокоительных и в ус не дует. Хотела бы я оказаться на его месте — тоже, что ли, пойти вскрыть вены?
Отмахнувшись от глупой мысли, я подошла к холодильнику и распахнула дверцу морозильной камеры лишь для того, чтобы убедиться в том, что она пуста. Кто бы ни был хозяином этой квартиры, он, по всей видимости, предпочитал свежие продукты замороженным.
Услышав за спиной шаги, я вздрогнула и вжала голову в плечи. Не знаю почему, но ничего хорошего для себя я не ждала. На этот раз интуиция меня не подвела — повернувшись, я увидела Георгия, который шел ко мне, распахнув объятия.
