Неогумбольдтианцы станут придавать преувеличенное значение так называемой вербализации (ословливанию) мира, которая осуществляется в разных языках иногда асимметрично (например, французский, немецкий и английский, в отличие от русского, вербализируют руку не целиком, а деля её на две части: main-bras; Hand-Arm; hand-arm).
Неогумбольдтианцы возьмут у В. Гумбольдта лишь идиоэтническую сторону его учения о языке, но, несмотря на то, что именно эта сторона и составляет революционное начало в его лингвистической концепции, в его трудах представлен не только идиоэтнизм, но и универсализм. Более того, в них имеется критика не только крайнего универсализма, но и крайнего идиоэтнизма.
Как бы предупреждая неогумбольдтианцев о том, что влияние языка на мышление нельзя гипертрофировать, В. Гумбольдт указывал: «Неправильна и сама по себе попытка определить круг понятий данного народа в данный период истории, исходя из его словаря… Большое число понятий… может выражаться посредством необычных, а потому незамечаемых нами метафор или же описательно» (Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. М., 1984, с. 57).
Мы помним слова А.С. Пушкина о том, что «гений — парадоксов друг». Парадокс В. Гумбольдта состоит в том, что в его лингвистической концепции ярко представлен не только идиоэтнизм, но и универсализм. Он, в частности, писал: «Существует лишь Один язык, точно также как есть лишь Один род человеческий, и всякое различие меж расами не устраняет ни понятие человечества, ни возможность регулярного размножения. Это становится ещё более ясным, если подумать о том, что и воздействующие на человека и тем самым на его язык условия окружающей природы по большому счёту те же самые, и средства, которыми пользуются все языки как звуками, заключены не в слишком широкие границы… Во всех языках поэтому встречается единообразие, и была бы тщетной надежда отыскать в каком-либо из языков что-либо совершенно новое» (там же, с. 59).
Пассивная роль языка по отношению к мышлению признавалась В. Гумбольдтом столь же закономерной, что и активная. Если последняя выводилась им из идиоэтнизма, то первая из универсализма. Первоначальный источник универсального в языке В. Гумбольдт видел в универсальности, единообразии самой действительности. Язык в этом случае вбирает в себя это единообразие как пассивное орудие человеческого мышления. «Каждый язык, — писал В. Гумбольдт, — несмотря на его мощное и животворное влияние на дух, есть одновременно мёртвое и пассивное орудие» (там же, с. 328).
Универсализм В. Гумбольдта вовсе не был поверхностным. Как и идиоэтнизм, он составляет органичную сторону его лингвистической концепции, хотя, быть может, он и обрисован в ней не столь выразительно, как идиоэтнизм. Но это объясняется тем, что универсализм в его время был общепринят, а идиоэтнизм ещё нужно было утвердить.
Идиоэтнизм вытекает из учения В. Гумбольдта о внутренней форме языка — самой новаторской его стороне. Это учение открыто для диахронии. В противопоставлении синхронии и диахронии его автор был очень далёк от соссюровского альтернативизма. Синхронизм у В. Гумбольдта насквозь диахроничен, что вытекало из его убеждения в том, что в языке «не может быть ни минуты покоя» (там же, с. 158).
В отличие от Ф. де Соссюра, который в своей синхронической лингвистике будет стремиться к абстрагированию от деятельностной природы языка, В. Гумбольдт видел в этой природе его сущность. Он писал: «По своей действительной сущности язык есть нечто постоянное и вместе с тем в каждый момент преходящее. Даже его фиксация посредством письма представляет собой далеко не совершенное мумиеобразное состояние, которое предполагает его воссоздание в живой речи. Язык есть не продукт деятельности (Ergon), а деятельность (Energeia)» (там же, с. 70).
Язык эволюционирует. Вместе с ним эволюционирует и его внутренняя форма. Открытость гумбольдтовской концепции языка для диахрониии, делает учение её автора о внутренней форме языка имеющим прямое отношение к эволюционной лингвистике. Это учение ведет, в конечном счете, к эволюционной интерпретации одного из фундаментальных понятий современной лингвистики — понятия языковой картины мира.
Эволюционное мировоззрение позволило В. Гумбольдту совершить научную революцию в лингвистике. Суть этой революции состоит в обосновании языкового идиоэтнизма. Не отрицая универсального компонента в содержательной стороне языка, великий немецкий учёный, в отличие от авторов грамматики Пор-Рояля, а также и всех других языковедов, включая компаративистов, сумел увидеть в каждом языке носителя особой внутренней формы, особого мировидения. Тем самым он предвосхитил концепцию языковой картины мира у неогумбольдтианцев в XX веке (см. подр.: Даниленко В.П. Вильгельм фон Гумбольдт и неогумбольдтианство. М., 2010).
2.6. Герберт Спенсер
Знание низшего порядка есть знание необъединённое. Наука есть знание отчасти объединённое.
Философия есть знание вполне объединённое.
Г. Спенсер.
Герберт Спенсер (1820–1903) обладал поистине «мирообъемлющим умом» (выражение В.Г. Белинского о В. Шекспире). Ему удалось построить эволюционную модель почти всего мироздания. Только культуру он не успел охватить целиком.
С 1862 г. стали выходить в свет его основные труды: «Основные начала» (1862), «Основания биологии» (1864–1867), «Основания психологии» (1870–1872), «Основания социологии» (1876–1896) и «Основания этики» (1892–1893). Сам порядок их написания отражает ход эволюции: первая посвящена главным образом физиогенезу, вторая — биогенезу, третья — психогенезу, четвёртая и пятая генезису двух сфер культуры — политики и нравственности, но в них речь идёт также о генезисе религии, науки, искусства и языка. Во всех своих книгах их автор исходил из положения о всеобщности, универсальности эволюции. В утверждении универсального эволюционизма он видел смысл своей жизни.
Унигенез.
Г. Спенсер совершенно справедливо считал, что эволюционный подход позволяет построить единую систему мироздания. Между прочим, в этом он и видел задачу философии. «Философия, — указывал он, — вполне интегрированное знание» (Антология мировой философии. Т. 3. М.: Мысль, 1971, с. 609). Чуть ниже он уточнял: «…объединённое знание возможно и… цель философии — достижение его». Очевидно, подобная философия перерастает в науку вообще — в научную картину мира.
Описывая физиогенез, биогенез, психогенез и культурогенез, Г. Спенсер опирался на выработанное им общее понимание хода эволюции: «Вещество, входящее в состав нашей Солнечной системы, принимая более плотную форму, вместе с тем изменялось путём перехода от единства распределения к его многообразию. Затвердевание Земли сопровождалось переходом от сравнительного однообразия к чрезвычайному разнообразию. Развиваясь из зародыша в тело сравнительно большого объёма, каждое животное или растение также переходит от простого к сложному. Возрастание общества, как в отношении его численности, так и прочности, сопровождается возрастанием разнородности его политической и экономический организации. То же самое относится ко всем надорганическим продуктам — языку, науке, искусству и литературе» (Антология… с. 613).
