А.И. Герцен достиг подлинного блеска в своих философских работах («О месте человека в природе», «Развитие человечества», «Дилетантизм в науке» и др.). Во многом это объясняется отказом их автора от «птичьего языка» немецкой философии. Наша философская наука обязана ему созданием и распространением многих терминов, имеющих исконно русскую основу. К ним относятся, в частности, такие термины: отвлечение, единство бытия и мышления, примирение противоположностей и снятие их, непримиримое противоречие, замыкать бесконечное и конечное сознательным единством, смысл конечного, скачок от чистого мышления в религиозное представление и мн. др.
Отношение А.И. Герцена к терминам-варваризмам было критическим. Он высмеивал злоупотребление ими. Вспоминая о начале философии в России, он, в частности, писал: «Никто в те времена не отрёкся бы от подобной фразы: „Конкресцирование абстрактных идей в сфере пластики представляет ту фазу самоищущего духа, в которой он, определяясь для себя, потенцируется из естественной имманентности в гармоническую сферу образного сознания в красоте“» (Ефимов А.И. Язык сатиры Салтыкова-Щедрина. М., 1953, с. 151).
А.И. Герцен использовал философские термины в самым разнообразных словосочетаниях. Возьмём, например, термины бытие и сущее-, единство бытия и мышления, единство бытия с воззрением, абстракция чистого бытия, борьба бытия с небытием; отрешить личность от всего сущего, Гераклит, поставивший истиной сущего начало движущееся (сущность) и др.
Как и В.Г. Белинский, А.И. Герцен способствовал закреплению в русском языке терминов с суффиксом — ость: материальность, вещественность, всеобщность, отдельность, самость, тождественность, объективность, субстанциональность и т. п.
Очень много у А.И. Герцена терминов с местоимением само- (нем. — selbst): самосознание, самораздвоение, самосознающая воля, самодвижущаяся душа, самоопределение истины и т. п.
М.Е. Салтыков-Щедрин.
Великий сатирик застал время, когда философская терминология уже получила достаточно широкое распространение в России. К середине XIX в. у нас появились словари, в которых достаточно богато была представлена философская лексика. Так, в Академическом словаре 1847 г. слову материя даётся такое толкование: «…в философии: неорганизованная сущность, служащая основанием всех существ физического мира, вещество» (там же, с. 141–142).
Уровень истолкования философских терминов, вместе с тем, часто оставался невразумительным. Поэт Алексей Кольцов жаловался В.Г. Белинскому: «Купил „Историю философских систем“ Галича: мне её наши бурсаки сильно расхваливали; прочёл первую часть — вовсе ничего не понял» (Ефимов А.И. Язык сатиры Салтыкова-Щедрина. М., 1953, с. 133–134).
М.Е. Салтыков-Щедрин не мог пройти мимо неупорядоченности философской лексики. В своих произведениях он стремился внести свою лепту в её гармонизацию. В чисто философском смысле он употреблял, например, такие термины, как миросозерцание, умозрение, спекулятивные знания, бытие, противоречие, саморазвитие, самодвижение, борьба духа с материей, отрицание для отрицания, снятие, материализм, абсолютизм, абсолютная истина, умозаключение и др.
Очень часто, вместе с тем, М.Е. Салтыков-Щедрин использовал в своих публицистических и художественных произведениях философские термины не столько для их правильного истолкования и популяризации, сколько для их детерминологизации.
А.И. Ефимов в связи с этим писал: «Наряду с употреблением абстрактно-философской лексики в её прямых, терминологических значениях, уже в ранних произведениях Щедрина отражается тенденция к её детерминологизации. Он, например, критически воспроизводит те значения терминов, которые оформились в житейской практике. Ср. о профессоре Юркевиче: „Если он… сам доказывает, что он материалист и притом материалист весьма дешёвого свойства, материалист вроде тех, которые наивно полагают, что материализм заключается в обжорстве, половых отправлениях и в приготовлениях к тому процессу, о котором он так остроумно намекнул в своей лекции“» (там же, с. 152–153).
Детерминологизация не означает полную утрату тем или иным термином своего терминологического значения. Это значение сохраняется, но сохраняется не в чистом виде, а в соединении с новым, нетерминологическим, значением. Такое соединение осуществляется за счёт ненаучного контекста.
Яркий пример детерминологизации философской лексики у М.Е. Салтыкова-Щедрина из «Губернских очерков», где описывается внешность Горехвастова: «Голос густой и зычный, глаза, как водится, свиные… Вообще заметно, что здесь материя преобладает над духом» (там же, с. 142).
Особенно часто М.Е. Салтыков-Щедрин прибегал к детерминологизации частнонаучной терминологии. Рассмотрим это на материале биологической и науковедческой терминологии.
С одной стороны, в произведениях М.Е. Салтыкова-Щедрина представлены биологические термины в их собственно научном значении (анатомия, физиология, инфузории, агония, геморрой и т. п.), а с другой стороны, эти термины подвергались у него детерминологизации за счёт их переносного употребления: эпидемия болтовни, бесплодие современной «изящной» литературы, операционный нож критики, духовное малокровие, испускать из себя гангрену разрушения, гастрические сновидения и т. п.
В статье, адресованной журналу Ф.М. Достоевского «Эпоха», М.Е. Салтыков-Щедрин так разделывал его редакцию: «Человекообразные соединились с стрижами, эти последние в свою очередь подали лапу амфибиям. Некоторый молодой гиббон (скорее, впрочем, лемур, нежели гиббон) написал в шутливом, но пакостном тоне мою биографию; некоторый чимпандзе обратился ко мне с серьёзным увещеванием… даже сам старый горилла — и тот воспылал ко мне гневом… Наконец, амфибии и те пискнули в своём мрачном… болоте» (там же, с. 170).
Теория — самый частотный науковедческий термин. М.Е. Салтыков-Щедрин им пользовался очень охотно, но он его, как правило, детерминологизировал. Вот лишь некоторые примеры: теория ежовых рукавиц, теория кукиша с маслом, теория вождения влиятельного человека за нос, теория благородного сидения сложа руки, теория Макаров, где-то телят не гоняющих и ворон, куда-то костей не заносящих, теория оправдания, теория встречного подкупа, теория усиления единоличной власти, теория благодарного повиновения рабов, теория умерщвления плоти, теория очищения грехов, теория смирения и прощения, теория приведения влиятельного человека на правый путь, теория беспрепятственной игры локтями, теория личной жадности, теория приличного и прозябания, теория родства психологии с пыткой, теория митрофанства, теория размножения недовольных элементов, теория обращения к здравому смыслу народа, теория привлекательного труда, теория уступок и умолчания, теория тишины во что бы то ни стало, теория устрашения, теория повсеместного водворения безмолвия, теория обуздания мысли, теория приведения к общему знаменателю и т. п.
