Думаю, когнитивный диссонанс и эмоциональное состояние, которое возникало у оппонентов при общении с таким человеком, хорошо описал Аркадий Бабченко: «Но если невозможность объяснить трехлетнему ребенку почему нельзя выстрелить из рогатки в Солнце понятна, или невозможность объяснить люмпену, почему плохо ездить по помидорам на тракторе тоже понятна — то эта же самая невозможность объяснить профессору, или писателю, или врачу, или инженеру, почему нельзя отбирать чужое — поражает.
Вот взрослый же человек перед тобой стоит. Умный даже. Но какая-то часть мозга напрочь изъедена этим доведенным телевидением до абсолюта инфантилизмом, и нравственные императивы, принятые в любом нормальном взрослом обществе, не проникают в сознание совершенно.
С ними невозможно разговаривать. Невозможно дискутировать. Как с капризным ребенком, впавшем в состояние истерики. «Зачем ты отобрал у Пети Крым? Брать чужое — плохо. Отдай. Законы надо соблюдать». «Нет! Не отдам! Мое! Мой Крым! Хочу! Не отдам! Моя игрушка!» И все.
<…>
Ну, про комментарии в сети я вообще молчу. Читаешь — и понимаешь, что ответить на это можно только начав с самых азов. С формирования Земли четыре с половиной миллиарда лет назад. Иначе не получится»
[44].
По моему мнению, в случае интеллектуальных ура-патриотов мы имели дело с локальным нарушением способности к логическому мышлению, связанному с сильной эмоциональной аффектацией, запускающей действие психодинамических защитных механизмов, таких как отрицание, смещение, изоляция, проекция, рационализация, «мышление по желанию» и др
[45]. Конечно же, аналогичные защитные механизмы имели место и у носителей других синдромов, но, по моим наблюдениям, у ура-патриотов они отличались особой жесткостью. Можно предполагать, что возможность допущения альтернативных взглядов на происходящее вызывало у них очень сильную тревогу, страх потерять неожиданно обретенное комфортное и уверенное ощущение себя в мире.
Как уже говорилось выше, состояние ура-патриотов менялось во времени — от благодушия, эйфории и ощущения всесилия весной 2014 года к обиде и озлобленности. К осени 2015-го, хотя большинство ура-патриотов и не отказалось от своих ура-патриотических взглядов, острота эмоций, по-видимому, в основном притупилась.
«Синдром отщепенца»
В условиях Зомби-апокалипсиса предлагаются следующие рецепты выживания. Необходимо найти оружие и транспорт, на котором покинуть место массового скопления людей и поселиться в загородном доме. Заблаговременно предлагается запастись едой, охотничье-рыболовным снаряжением, источниками огня, динамо-машинами, тёплой и защитной одеждой, а также аптечкой.
«Зомби-апокалипсис: правила выживания»
Не все жители России с радостью восприняли аннексию Крыма и связанные с ней внешнеполитические и внутригосударственные последствия. Судя по результатам социологических опросов, количество людей, которые не поддержали аннексию Крыма, войну на Донбассе и не одобряло путинскую политику, составляло около 10–15 %, и, похоже, так оно и было на самом деле. Их идейные оппоненты ура-патриоты обычно называли их «национал-предателями»
[46], «пя-тиколонниками»
[47] или «либералами».
Следует уточнить, что «либерал» в российском словоупотреблении, начиная с 2014 года, это любой человек, который придерживается идеи верховенства права, в том числе международного, необходимости соблюдения конституции страны, выборности власти и ее подотчетности перед народом. К этой же группе представителями ура-патриотов обычно причислялись и все противники аннексии и войны. Слово «либерал» использовалось в обычном разговорном языке ура-патриотами преимущественно как ругательство, иногда заменяясь на более эмоционально хлёсткий неологизм «либераст». По моим наблюдениям, даже люди, которых называли этим наименованием, зачастую затруднялись дать четкое определение того, что такое либерализм, и кто является либералом. По всей видимости, в ура-патриотическом сознании оно обозначало марионетку Запада, продавшуюся ему за печеньки, или, в лучшем случае, ставшая ей по собственному недомыслию. Когда после президентской речи весной 2014 года в народную речь моментально вошли слова «национал-предатель» и «пятая колонна», они вкупе со словом «либерал» стали использоваться представителями ура-патриотов как взаимозаменяемые.
Для так называемых «либералов» происходящее показалось чем-то диким, противоестественным и совершенно не вписывающимся в привычную картину мира. У них возник чрезвычайно сильный диссонанс между тем, к чему они привыкли и тем, что они увидели в 2014–2015 годах, тем, что они сами думали и тем, что думало и говорило большинство окружающих людей. В целом, их состояние во время этих событий можно охарактеризовать как психологический шок, озлобленность и изоляцию.
Приведу цитаты из проведенных мною интервью и повседневных бесед:
«Я помню шок, который я испытывал, и который мои друзья испытывали, и которые, кстати, не разделяют моих убеждений. Не верилось, что в Крыму происходит то, что происходит. То, что это реально. В то, что Совет Федерации одобрил применение войск в Украине, в то, что появились «зеленые человечки».
«У меня ощущение, что моя страна оккупирована. Я живу в стране оккупированной врагом».
«Когда я прихожу на работу, у меня чувство как будто я сумасшедший. Все окружающие думают совершенно по-другому — так как говорят в телевизоре».
«Я до сих пор не могу поверить, что это происходит».
«Я чувствую себя иностранцем в своей стране».
«Я не могу на это смотреть».
«Нужно занять позицию кита из фильма „Левиафан“, который периодически выныривает и созерцает, как там живут люди».
«Совершенно неожиданно для себя от знакомых и не очень знакомых людей я стал слышать фразы, которые слышал лет 30 назад, казалось бы, в ушедшем навсегда советском прошлом: „ты понимаешь, что идет информационная война“, „Запад хочет подчинить нас“. Такое странное и вызывающее ощущение мурашек по коже дежа-вю».
