Также показательно представленное ими описание поведения внуков репрессированных, которые участвовали в исследовании: «Некоторые из них держались несколько формально и отстранение, другие нервничали, проявляя признаки осторожности и тревоги по поводу „правильности“ своих ответов. Большинство испытуемых волновались: одни непрерывно курили, у других появлялись красные пятна на лице и шее, иногда слезы на глазах».
Что касается детей репрессированных, то авторы сообщают следующее, ссылаясь на свидетельства сотрудников «Мемориала»: «Уже стареющие дети репрессированных приходили за помощью в „Мемориал“ с опозданием на 5 — 6 лет после его основания (т. е. в 1993 — 1994 гг.). На вопрос, почему так поздно, они отвечали, что все время боялись начала какой-нибудь расправы».
К. В. Солоед
[111], проводившая в 2002–2005 гг. исследование психологических последствий репрессий у лиц, их переживших, пишет: «Несмотря на первоначальное согласие, чувствовалось, что мои собеседники испытывали во время интервью амбивалентные чувства и тревогу. Часто это было заметно уже в том, как интервью иногда по нескольку раз переносилось на более отдаленные сроки. Людям было трудно рассказывать подробности о жизни в лагере, тюрьме или плену, если я не расспрашивала их об этом более детально. При этом особенно трудно было говорить об унижении, издевательствах, пытках, насилии. Одна из участниц, проецируя на меня свой страх, спросила, не боюсь ли я проводить такое исследование?» Многие участники не захотели, чтобы исследовательница встречалась с их детьми. Часто они так сильно переживали сцены, «ожившие в памяти» во время интервью, что приходилось прерывать разговор. Невозможность говорить о случившемся проявлялась также в том, что люди «сворачивали» на безопасные темы, например, описывая достижения детей и внуков, и подчеркивали, что сейчас у них все хорошо. Психосоматические расстройства, в частности нарушения сна, встречались практически у всех участников. Многие, особенно женщины, жаловались на другие соматические расстройства.
Солоед указывает, что даже через много лет после освобождения среди бывших узников сталинских лагерей сохранялся страх за себя и за своих детей. Общество, в котором они жили, оставалось для них неясным и непредсказуемым в своих оценках. Желание поделиться с исследователем воспоминаниями и страх все время находились в хрупком равновесии. Все опрошенные внимательно следили за политическими изменениями в стране, некоторые рассказывали, что у них долгие годы оставался страх того, что могут прийти за ними, или за детьми, и поэтому они вели себя очень осторожно.
Влияние тоталитаризма на становление характера. Тоталитарная личность
Воздействие тоталитарных режимов приводит к изменению системы ценностей, установок, стереотипов поведения человека. Результатом коллективной тоталитарной травмы становится не только локальные психологические нарушения у отдельных индивидов, но и появление нового типа человека, который функционирует на основе измененных психологических закономерностей. Э. Фромм ввел термин социальный характер, подразумевая под ним «ядро структуры характера, свойственное большинству представителей данной культуры, в противовес индивидуальному характеру, благодаря которому люди, принадлежащие одной и той же культуре, отличаются друг от друга»
[112]. Исторический опыт показал, что тоталитаризм деформирует не только личность отдельного человека, но и формирует новый особый тип социального характера. Продуктом тоталитарных режимов является личность, которая получила название тоталитарной.
Впервые описание «тоталитарной личности» было представлено философом, историком и политологом, некогда студенткой Мартина Хайдеггера и Карла Ясперса, Ханной Арендт в книге «Истоки тоталитаризма» (1951).
Ханна Арендт обратила внимание на тот факт, что главной опорой тоталитарных режимов являются отнюдь не политические фанатики, а самые обыкновенные обыватели, которые будучи доведенными до отчаяния неблагоприятными условиями жизни, готовы соучаствовать в любых преступлениях правящего режима: «Всякий раз, когда общество безработицей отнимает у маленького человека нормальное существование и нормальное самоуважение, оно готовит его к тому последнему этапу, когда он согласен взять на себя любую функцию, в том числе и „работу“ палача»
[113].
Арендт достаточно подробно описала характерологические особенности людей, которые образуют социальную базу тоталитаризма. Поскольку сфера ее интересов находилась преимущественно в сфере исторического и политологического анализа, она не претендовала на создание особой психологической теории.
Социальной базой тоталитаризма, по мнению Арендт, является общество без классов, без социальной стратификации, где существует масса людей, не соединенных общими интересами, не способных объединиться в организацию на их основе и совместно действовать. С точки зрения Арендт, предпосылками к возникновению такой аморфной массы является разрушение национальных государств. Однако можно сказать и так, что когда границы между социальными слоями стали проницаемыми, как это случилось в начале 20 века, индивиду стало проще приложить усилия для того, чтобы перейти в другую социальную страту, нежели объединяться в борьбе за общие интересы с товарищами. С ее точки зрения, в среде бесклассового общества формируется тоталитарная личность — средняя, заурядная, без выраженной индивидуальности. Поскольку у нее утрачено чувство взаимосвязанности с другими людьми, то ради достижения узко индивидуалистических устремлений, ее легко склонить к любому преступлению. Но в то же время эти разрозненные индивиды испытывают потребность в ощущении единения. Как писала Х. Арендт: «Тоталитарные движения возможны везде, где имеются массы, по той или иной причине приобретшие вкус к политической организации.
Массы соединяет отнюдь не сознание общих интересов <…> Термин „массы“ применим только там, где мы имеем дело с людьми, которых по причине либо их количества, либо равнодушия, либо сочетания обоих факторов нельзя объединить ни в какую организацию, основанную на общем интересе: в политические партии либо в органы местного самоуправления или различные профессиональные организации или тред-юнионы. Потенциально „массы“ существуют в каждой стране, образуя большинство из того огромного количества нейтральных, политически равнодушных людей, которые никогда не присоединяются ни к какой партии и едва ли вообще ходят голосовать»
[114].
