Концепция Арендт интересна и тем, что она описывает процесс возникновения этого особого типа личности вследствие воздействия макросоциальных факторов, в отличие от психоаналитически ориентированных теорий авторитарной личности, которые ставили во главу угла, прежде всего, характер внутрисемейного воспитания. Арендт указывала, что тоталитарная личность может быть сформирована двумя путями: мирным, бескровным путем, через вовлечение человека массы в тоталитарное движение, либо посредством целенаправленной репрессивной политики, пришедшего к власти режима.
Характерные черты тоталитарной личности — это чувство изолированности, отсутствие нравственных норм, полная управляемость, абсолютная приспособляемость, отсутствие самобытности, индивидуальности, преемственности во взглядах. Но одновременно с этим членам тоталитарных движений, по Арендт, присущи фанатизм и самоотречение.
Изолированность, атомизация индивидов проистекает из распада классовой структуры общества; разрыв социальных связей приводит к тому, что индивид начинает заботиться только о себе, либо еще только своем о ближайшем семейном окружении, и под воздействием внешнего давления легко утрачивает моральные нормы. Как писала Арендт: «Массовый человек, кого Гиммлер организовал для величайших массовых преступлений, когда-либо совершенных в истории, имел черты обывателя, а не прежнего человека толпы и был буржуа, который посреди развалин своего мира ни о чем так не беспокоился, как о своей личной безопасности, готовый по малейшему поводу пожертвовать всем — верой, честью, достоинством. Оказалось, нет ничего легче, чем разрушить внутренний мир и частную мораль людей, не думающих ни о чем, кроме спасения своих частных жизней»
[115].
Она указывала на то, что тоталитарные режимы намеренно формируют новый тип человека, искусственно создавая разобщенность, стирая самобытность и индивидуальность людей. Арендт писала, что главная цель политических репрессий в тоталитарных государствах состояла вовсе не в борьбе с оппозицией, — в установившемся тоталитарном обществе ее фактически нет, — а в создании нового, абсолютно управляемого человека. При тоталитарных режимах, например при сталинском, от репрессий не был застрахован никто. С ее точки зрения, их реальной целью было дать понять каждому человеку, независимо от его социального положения, что он совершенно беззащитен перед властью, и ему ни на кого нельзя полагаться. Следующим образом она объясняла цели «чисток» в сталинском СССР: «Массовая атомизация в советском обществе была достигнута умелым применением периодических чисток, которые неизменно предваряют практические групповые ликвидации. С целью разрушить все социальные и семейные связи, чистки проводятся таким образом, чтобы угрожать одинаковой судьбой обвиняемому и всем находящимся с ним в самых обычных отношениях, от случайных знакомых до ближайших друзей и родственников. Следствие этого простого и хитроумного приема „вины за связь с врагом“ таково, что, как только человека обвиняют, его прежние друзья немедленно превращаются в его злейших врагов: чтобы спасти свои собственные шкуры, они спешат выскочить с непрошеной информацией и обличениями, поставляя несуществующие данные против обвиняемого. Очевидно, это остается единственным способом доказать собственную благонадежность. Задним числом они постараются доказать, что их прошлое знакомство или дружба с обвиняемым были только предлогом для шпионства за ним и разоблачения его как саботажника, троцкиста, иностранного шпиона или фашиста. Если заслуги „измеряются числом разоблаченных вами ближайших товарищей“, то ясно, что простейшая предосторожность требует избегать по возможности всех очень тесных и глубоко личных контактов, — не для того, чтобы уберечься от раскрытия своих тайных помыслов, но чтобы обезопасить себя в почти предопределенных будущих неприятностях от всех лиц, как заинтересованных в вашем осуждении с обычным низким расчетом, так и неумолимо вынуждаемых губить вас просто потому, что их собственные жизни в опасности. В конечном счете, именно благодаря развитию этого приема до его последних и самых фантастических крайностей большевистские правители преуспели в сотворении атомизированного и разрозненного общества, подобного которому мы никогда не видывали прежде, и события и катастрофы которого в таком чистом виде вряд ли без этого произошли бы»
[116].
Ханна Арендт указывала, что тоталитарная власть стремится к созданию полностью управляемого человеческого существа: «Тотальное господство, которое стремится привести бесконечное множество весьма разных человеческих существ к одному знаменателю, возможно только в том случае, если любого и каждого человека удастся свести к некой никогда не изменяющейся, тождественной самой себе совокупности реакций и при этом каждую такую совокупность реакций можно будет наобум заменить любой другой. Проблема здесь состоит в том, чтобы сфабриковать нечто несуществующее, а именно некий человеческий вид, напоминающий другие животные виды, вся «свобода» которого состояла бы в «сохранении вида»
[117]. В том, чтобы сформировать такой вид человека и заключается главная функция лагерей: «Без концентрационных лагерей, без внушаемого ими неопределенного страха, без отлично отлаженного в них обучения тоталитарному господству, которое нигде не осуществляется с большей полнотой, тоталитарное государство со всеми своими наирадикальнейшими возможностями не сумело бы ни вдохнуть фанатизм в свои отборные войска, ни удерживать весь народ в состоянии полной апатии»
[118].
Арендт также указывала и на враждебность тоталитарного общества любым проявлениям самобытности и творчества: «Интеллектуальная, духовная и художественно-артистическая инициатива столь же противопоказана тоталитаризму, как и бандитская инициатива толпы, и обе они опаснее для него, чем простая политическая оппозиция. Последовательное гонение всякой более высокой формы умственной деятельности новыми вождями масс вытекает из чего-то большего, чем их естественное возмущение всем, что они не могут понять. Тотальное господство не допускает свободной инициативы в любой области жизни, не терпит любой не полностью предсказуемой деятельности. Тоталитаризм у власти неизменно заменяет все первостепенные таланты, независимо от их симпатий, теми болванами и дураками, у которых само отсутствие умственных и творческих способностей служит лучшей гарантией их верности»
[119]. Она писала, что для тоталитарного господства характер представляет опасность, а индивидуальность, — то, что отличает одного человека от другого, — просто нетерпима.
Еще один тезис Арендт заключался в том, что жесточайшее подавление человека и всех его спонтанных естественных проявлений, казалось бы, парадоксальным образом сочетается с фанатизмом и самоотречением активных членов тоталитарных движений. Она отмечала, что в сравнении со всеми другими партиями и движениями наиболее бросающаяся в глаза черта тоталитарных движений — это требование тотальной, неограниченной, безусловной и неизменной преданности от своих членов
[120]. Однако, подчеркивала она, тотальная преданность возможна только тогда, когда идейная верность лишена всякого конкретного содержания. Именно поэтому тоталитарные движения делают все возможное, чтобы избавиться от партийных программ с точно определенным и конкретным содержанием. Каждая определенная политическая цель, которая не просто ограничивается претензией на мировое руководство, каждая политическая программа, которая ставит задачи более определенные, чем «идеологические вопросы всемирно исторической, вековой важности», являются помехой тоталитаризму.
