Можно ли преодолеть прошлое без чувства вины? Разве не достаточно просто сделать выводы?
Почему именно россияне должны каяться? Пусть каются европейцы и американцы? Разве их страны не совершали преступления?
На большинство этих вопросов ответы уже были даны выше. В этих вопросах и утверждениях нет ничего нового, к ним прибегали и немцы, когда хотели ускользнуть от признания своей вины за преступления нацизма.
Что касается аргумента «время было такое!», то конформистскую позицию характеризуют следующие слова К. Ясперса: «Человек терпит политическую реальность как нечто чуждое, он старается перехитрить ее ради своих личных выгод или живет в слепом восторге самопожертвования»
[312]. Несмотря на то, что они написаны около 70 лет назад, для нас они звучат вполне современно.
В части 2 уже говорилось, что большая часть наших соотечественников являются конформистами, которые приняли эту жизненную позицию сознательно либо неосознанно. Первые — это часто социально успешные люди, которые в кулуарах говорят «да мы же все понимаем!», подсмеиваются над действиями власти, ее партией «Единая Россия», но беспомощно разводят руками («А что мы можем сделать!»), или думают о том, какую выгоду можно извлечь для себя на гребне существующей конъюнктуры (это обычно успешные бизнесмены и общественные деятели), ведь потом можно будет оправдаться: «время было такое», да и вообще «я не только для себя старался!» О цинизме такой позиции говорила Светлана Алексиевич: «Вот цинизм, что это? Форма защиты. Если говорить даже не о простых людях, а о нынешних профессионалах: они читали одни с нами книжки, поменяйся ситуация, они наденут на себя другую форму мгновенно. У них все есть внутри, для того чтобы надеть другую форму. Поменяется ситуация, какой-нибудь Вацлав Гавел придет, и представьте тогда разговор с таким человеком — почему он делал то, что он делал? Он найдет систему доказательств. Я говорила с одним редактором лукашенковской газеты. И когда он захотел как-то получше выглядеть передо мной, вдруг оказалось, что дела могли быть еще хуже, но он уговорил Лукашенко. А такого-то человека выгнали, но он ему тайком помогал, приплачивал».
Я бы отметил, что такой конформист не только хочет проявлять чудеса приспособляемости, другими словами прогибчивости, и не только не нести ни за что ответственности, но и чувствовать себя достойным, уважаемым другими людьми человеком.
Вторые — люди, как правило, не очень социально успешные и не очень далекие, которые по-детски простодушно верят пропаганде, говорят, что готовы вытерпеть все, и экзальтированно восхищаются величием Президента и страны (ее территориями, количеством населения и природными ресурсами).
Тем не менее, позиция наивного незнания («мы же ничего не знали»), особенно в эпоху интернета, является лживой и не является причиной для извинения. Как известно, в свое время «добропорядочные» немцы оправдывали себя ссылкой на незнание о геноциде евреев. «Велико число утверждающих, что они ничего не знали о том, что происходило тогда, хотя повсюду исчезали евреи и к тому же вряд ли следует предполагать, что пережившие события, происходившие на Востоке, могли все время молчать о том, что не могло не давить на них невыносимым грузом. Можно предположить, что между жестом ни-о-чем-незнания и тупым испуганным равнодушием существует некая пропорциональность. Во всяком случае, последовательные враги национал-социализма обо всем узнали очень рано», — писал по этому поводу Теодор Адорно
[313].
Вот как говорит о «незнании» современных россиян писатель Юрий Нестеренко:
«Они не виноваты, говорят нам. Или, в крайнем случае, не так уж виноваты. Их зомбировал телевизор. Они не выродки, не подонки, не злобные горлумы. Они просто не разбираются в политике и не имеют доступа к объективной информации. Или, по крайней мере, не умеют ее искать. Они как дети, не доросшие до свободы и слепо верящие каждому очередному злому кремлевскому отчиму — нельзя же ненавидеть обманутых детей…
Ну, во-первых, дети, которые за столько лет так и не повзрослели, называются олигофренами. Во-вторых, «изрубили эти детки очень многих на котлетки», причем началось это, мягко говоря, задолго и до Путина, и даже до Ленина. В-третьих, доступ к информации у них есть, и кликнуть по ссылке не намного сложнее, чем включить очередного Киселева. Несмотря на все уже принятые меры по удушению интернета в России, даже людям, не умеющим обходить блокировки, все еще доступно достаточно русскоязычных сайтов, дающих реальную информацию. А тем, у кого совсем нет интернета или кто не умеет им пользоваться, звонят и пишут знакомые, родственники, друзья (становящиеся после этого, как правило, бывшими друзьями). Пытаясь объяснить, как обстоят дела на самом деле, и натыкаясь на глухую, непробиваемую стену тупой злобы, ненависти, огульного отрицания и фактов, и логики»
[314].
Созвучно с ним высказывается Александр Генис:
«Недавно я прочел статью в «Нью-Йорк таймс». Ее автор со сдержанным, как принято в этой газете, удивлением пишет, что Путин отрицает участие России в украинской войне, но, в сущности, не скрывает его.
Я думаю, потому что не от кого. Не только на Западе в этом никто не сомневается, но и на Востоке таких нет. Все — от Путина <…> до домашней хозяйки — знают, кто воюет в Донбассе. Все знают, кто сбил малайзийский лайнер. Все знают, кто убил Литвиненко. Все знают всё, но мало кто в этом признается, потому что с секретом Полишинеля жить с собою проще, с властью — безопасней, да и с будущим вроде бы не страшно.
Ведь такое уже было. В тот день, когда рухнул коммунизм, исчезли и коммунисты, растворившиеся в толпе возмущенных и обиженных. Но тогда их не очень и искали. В первой эйфории свободы забыли тех, кто все знал, но молчал.
<…>
В тот раз нам сказали, что виноватых, в сущности, не нашлось, потому что было такое время. Но в этот раз номер не пройдет. Нет такого времени, которое обязывает людей закрывать глаза на преступления своей страны. И теперь, когда до правды — один клик на компьютере, уже нельзя будет сказать, что ты не знал, кто сражается в Донбассе, не знал, кто сбил самолет, не знал, кто вновь привел мир на порог войны»
[315].
Хотя, безусловно, люди не обязаны быть все время вовлечены в политику, — в спокойные времена есть много других важных и более интересных дел, — но в критические периоды исторического пути страны политическая индифферентность — это гражданское преступление. И, так или иначе, человеку придется нести за него ответственность.
