Экзистенциальная революция
Естественным образом возникает вопрос, есть ли у России потенциал для того, чтобы встать на демократический путь развития, учитывая, что по данным соцопросов демократию на сегодняшний день активно поддерживает примерно 7 % населения. Думаю, следует ответить на этот вопрос положительно. Ведь если вспоминать исторический опыт, то демократия вызревала долго и постепенно сначала в рамках рабовладельческого строя, затем в недрах феодального и буржуазного общественного уклада. В то же время надо признать, что у России есть не меньший потенциал для того, чтобы развиваться (а точнее стагнировать) в направлении авторитарно-тоталитарного общественного устройства. Также необходимо помнить, что исторический прогресс не происходит сам по себе, а является результатом волевых усилий его субъектов.
Политологи высказывают предположение о том, что политическая система является стабильной, если имеет место конгруэнтность паттернов осуществления власти на разных уровнях — как на уровне элит, так и на уровне семьи школы и политических партий
[347]. Соответственно система начнет трансформироваться, если возникнет ситуация неконгруэнтности. По аналогии можно предположить (и впрочем, это достаточно ясно вытекает из выше изложенного материала), что для стабильности автократической системы должно быть соответствие между паттернами мышления и поведения политических элит и масс. И далее, чтобы авторитарная система стала внутренне нестабильна, должно произойти рассогласование, для начала на когнитивно-эмоциональном уровне, между ее различными стратами. Современные российские политические элиты это понимают, и, собственно, с этим связана попытка перевести оппозиционеров и либерально настроенных граждан в разряд экстремистов, если не в уголовном порядке, то хотя бы в глазах общественного мнения.
Как показывает исторический опыт, демократия не может быть построена с помощью указаний сверху или принятия юридических законов. Ведь если судить сугубо по законодательным актам, то в соответствии с Конституцией СССР Советский союз был самой демократической страной в мире, хотя действительность свидетельствовала о прямо противоположном. А в стране со старейшими демократическими традициями Великобритании нет конституции страны как отдельного юридического документа (конституционное право Великобритании не кодифицировано). Соответственно, реальная демократия в первую очередь базируется не на формальном законодательстве, а на сообществе людей с определенным менталитетом. По мысли Г. Алмонда и С. Верба демократические институты и демократическое законодательство являются результатом демократии, а не наоборот. Они писали, что «главное, что надлежит усвоить по поводу демократии, — это проблематика установок и чувств, а таким вещам гораздо труднее учиться»
[348].
Вацлав Гавел также подчеркивал значение человеческого фактора. Он утверждал, что демократической революции сначала должна предшествовать революция экзистенциальная: «Перспектива „экзистенциальной революции“, что касается ее результатов, — это, прежде всего, нравственная реконструкция общества, означающая радикальное обновление подлинного отношения человека к тому, что я назвал „человеческим распорядком“ (и что не может быть замещено никаким распорядком политическим). Новый опыт бытия, обновленное положение во Вселенной, по-новому понятая „высшая ответственность“, обретение духовности по отношению к другому человеку и к человеческому сообществу — такова, очевидно, эта перспектива»
[349].
«И если еще в 1968 г. я думал, что нашу проблему можно решить, создав какую-то оппозиционную партию, у которой будет возможность открыто участвовать в борьбе за власть с партией, находящейся у власти, то теперь мне стало ясно, что в действительности так просто это не происходит и что никакая оппозиционная партия сама по себе, так же как и любой новый закон о выборах сам по себе, не может гарантировать обществу, что оно вскоре не станет жертвой какого-то нового насилия. Такие гарантии, по-видимому, не могут зависеть от каких-то „сухих“ организационных мер; едва ли в них в самом деле можно искать того Бога, который нас единственно может спасти»
[350].
Могут ли сделать эти 7 % процентов что-либо, что будет способствовать экзистенциальной революции? Думаю, да. Хотя едва ли стоит рассчитывать на какой-то быстрый эффект. Об ограниченности человеческих возможностей в контексте деятельного преобразования истории Карл Ясперс высказался следующим образом: «Если мы спрашиваем о смысле истории, то всякий, кто верит в цель истории, близок к тому, чтобы не только мыслить цель истории, но и планомерно ее осуществлять.
Однако мы испытываем бессилие, когда намерены планомерно устроить нашу жизнь в целом. Высокомерное планирование властителей, опирающееся на мнимое целостное знание истории, терпит катастрофическое крушение. Планирования отдельных людей в их узких сферах терпят неудачу или становятся моментами совершенно иных, незапланированных смысловых связей»
[351].
Тем не менее, критически мыслящая интеллигенция, представляющая разные профессиональные группы, может предпринимать определенные действия для нравственного и психологического преобразования общества. Прежде всего, это просвещение и демократическое воспитание. В уже упоминавшейся монографии М. М. Решетникова можно встретить утверждение, что просвещение и образование не способствует демократизации
[352]. Однако, следует отметить, что оно не соответствует действительности. Как показывают данные соцопросов, демократию склонны поддерживать более образованные слои населения. Хотя можно согласиться, что чисто технократическое образование само по себе еще не формирует рационального общественного мировоззрения. Также известно как малоэффективно обучение чему-либо, если знания не используются на практике. Однако принципы и методы демократического образования это отдельная и весьма обширная тема.
Надо сказать, что в 90-е и 00-ее годы было вложено достаточно много сил и средств на развитие гражданского общества в России. На 30 декабря 2015 года Минюстом зарегистрировано 225 тысяч 489 некоммерческих организаций
[353]. Писались многочисленные научные работы на темы формирования гражданского общества и демократической педагогики. С учетом событий последних лет, справедливо ли сказать, что все эти усилия были напрасны? Думаю, нет. По данным, представленным экспертами Левада-центра
[354] на сегодняшний день около 40 % населения, так или иначе, проявляют активность по различным гражданским вопросам, хотя большая часть из них — лишь эпизодически. Тематическая направленность большинства гражданских инициатив, объединений и организаций имеет заведомо не конфронтационный, параллельный по отношению к власти (различные клубы, благотворительные инициативы, студенческие и родительские организации), а иногда и откровенно формальный характер. Аудитория организаций и инициатив, деятельность которых направлена на обеспечение контроля за действиями властей и поэтому потенциально сопряжена с возникновением конфликтных ситуаций (правозащитная деятельность, экологические, наблюдательские и подобные им инициативы), объединяет не более 9—10 % населения. Однако эксперты указывают, что для прогнозирования дальнейшего общественного развития важно учитывать всю совокупность ассоциаций, организаций, групп и движений, потому что даже в дворовых футбольных командах и хоровых кружках идет медленное построение социального капитала. Спорадические проявления гражданской солидарности (во время пожаров, наводнений, гражданских протестов) во многом становятся возможными благодаря этой скромной невидимой работе.
