— У тебя здесь много поклонников… король Дании, король Швеции, — начал, было, граф.
— Не очень-то они тебя достойны, — перебил кардинал.
— Да и Аран здесь… отец его отправил сюда, хотя, похоже, и сам был бы не прочь появиться при Дворе…
— Говорят, у Арана совсем плохо с головой… Увидев тебя, он влюбился, да так, что, похоже, сошел с ума…
— Расскажи-ка ей лучше о другом юнце, — прервал его граф.
— Да уж, — задумчиво произнес кардинал. — Ну надо же такому случиться! Его мать отправила его к тебе, чтобы он выразил соболезнования по поводу кончины Франциска… Именно соболезнования, и ничто иное! А он, видите ли, просто в восторге от твоей утраты. Да узнай об этом его мать, она бы стукнула его хорошенько… Он является, полный надежд, страшно гордый, что происходит из королевской семьи… пятнадцатилетний юноша… высокий… с нежной кожей… не уверенный ни в чем, кроме того, что у него в жилах — королевская кровь. Он приезжает передать соболезнования от своих родителей и выражает надежду — о, совсем легкую, — что ежели Ваше Величество ищет нового супруга, то таким удальцом, как он, вы будете просто очарованы!
— О ком это вы все говорите? — с мукой в голосе спросила Мария.
— О Генрихе Дарнлее. Его мать просто свято верит, что, взглянув разок на ее сынка, ты будешь не в силах ему отказать хоть в чем-либо. Твоя постель станет его постелью… твоя корона станет его короной… да и вообще, у него будет все, что принадлежит тебе.
— Милые мои дяди, мне так больно говорить сейчас о супружестве… Еще совсем недавно я была замужем… и вот — уже вдова…
Кардинал положил ей руки на плечи и ласково заговорил:
— Дорогая моя, так уж получается, что теперь никогда для свадьбы подходящего времени не будет… Я же знаю, как Екатерина обращается с тобой. Ты хочешь, чтобы так было всегда? В этой стране ты никогда не будешь счастлива. Но властвовать тебе предопределено свыше! Мы хотели бы предложить тебе двух человек… И тот, и другой принесут великую славу тебе! Один из них — король Франции…
— Шарль?! — в ужасе закричала Мария. — Да он же не совсем в здравом уме! Я… я… боюсь его!
— Боишься?! — изумленно спросил граф. — Боишься короля Франции?!
— Я боюсь сумасшедшего, — резко ответила Мария. — Вы говорите о моих детях… и сумасшедший будет у них отцом?!
— Безумие — не помеха тому, чтобы завести детей, — заявил граф.
— Мария, у тебя есть обязанность, которую ты должна выполнить, — вступил в разговор кардинал. — Ты снова будешь французской королевой… останешься на той земле, которую любишь…
— А испанский Двор? — с воодушевлением произнес граф. — Дон Карлос, сын великого Филиппа, ищет себе супругу. Мы разговаривали с королем Испании. Он совсем не прочь женить на тебе своего сына… Тогда и Шотландия укрепится в католической вере… Подумай, Мария. Испанская корона может стать твоей!
— Об этом рано говорить, — с усталостью в голосе произнесла Мария. — Пожалуйста, оставьте меня.
Кардинал обнял ее и мягко произнес:
— Корона Испании… самый могущественный во всей Европе трон… юный, обожающий тебя супруг. Мария, есть люди, рожденные для славы, и ты — одна из них.
Мария вдруг почувствовала страшную слабость. Ей хотелось лишь одного: чтобы ее оставили в покое.
* * *
Юноша, о котором ей рассказали дяди, очень понравился Марии. Генрих Дарнлей был действительно очень мил. Большие голубые глаза и белокурые волосы вносили в его облик почти женское очарование. Манера держаться была, возможно, несколько грубоватой, хотя и не лишена грации.
Он был страшно застенчив, и Мария старалась сделать все, чтобы он почувствовал себя уютнее.
Мария была наслышана о его мастерской игре на лютне и попросила поиграть немного. Играл он вполне сносно, хотя и не мастерски.
Оказалось, он пишет стихи, а те, что посвящены ей, он привез с собой. Его стихи были жалким подобием ронсаровских, но после прочтения их у Марии как-то посветлело на душе…
Генрих хорошо танцевал и страшно любил охоту. Говорить с ним было легко и приятно.
Он уехал на следующий день… Мария слегка пожалела о его отъезде, но через день уже совершенно забыла об этом юноше.
* * *
Когда Двор отправился в Фонтенбло, Мария поехала вместе со всеми. Королева-мать держалась с ней подчеркнуто вежливо, однако под этим лоском скрывалась наглость. Все это смотрелось так, как будто она знала что-то важное для Марии, и ей ужасно хотелось поделиться этим секретом. Должно быть, это что-то очень неприятное, размышляла Мария, иначе бы Екатерина не выглядела такой довольной.
Где бы король ни сталкивался с Марией, взгляд его был полон тоски. Казалось, он готов броситься на нее, но был сдерживаем невидимой рукой. Она все больше и больше задумывалась о путешествии в Испанию. Ее тревожило предложение о браке с дон Карлосом. Неужели он был действительно так ужасен, как говорили? А ведь он совсем юн. О Франциске тоже гуляли злые разговоры, но как же счастлива она была с ним!
Но больше всего она боялась возвращения в Шотландию.
Ее уверенность в будущем вернулась к ней во время этих тяжелых недель. Все образуется… Ее брат претендовал на регентство. Так пусть займет это место. Его самым большим желанием было править Шотландией, а Мария мечтала никогда не возвращаться туда. Ей нужно было взглянуть правде в глаза. Ей нравилось быть жизнерадостной, а в Шотландии на это смотрели как на грех. В их замках неуютно; нет веселых танцев, и никто не пишет стихов. Шотландия рвалась к пуританству, а Мария никогда не могла бы стать пуританкой.
Ее дядьям дали отставку.
В Фонтенбло граф Бедфорд и английский посол Фрогмортон добились встречи с ней, и не было никого рядом, кто мог посоветовать, как поступить с ними.
Они явились к ней такие важные и держались отчужденно и холодно.
Неопытная, обиженная и пристыженная Екатериной, Мария держалась высокомерно. В ней громче звучал горячий темперамент, нежели дипломатическое чутье. Было так славно бросить вызов англичанам, когда она была женой короля Франции; а сейчас она одна и просто королева маленькой страны, чьи государственные дела пребывали в полнейшем беспорядке.
— Королева Англии, — начал Бедфорд, — требует немедленной ратификации Эдинбургского договора.
Мария знала, что Эдинбургский договор утвердил исключительное право Елизаветы на английский трон и что Мария Стюарт обязана признать ее как королеву на все времена.
Ей была неприятна надменность англичан по отношению к ней. Они намекали, что их королева имеет власть и над Марией. Неопытная в делах такого рода, она недоумевала и больше прислушивалась к собственному самолюбию.
Ее дяди и король Франции Генрих заверяли ее, что она полноправная наследница английского престола. Сейчас она не на троне, но это не навсегда. А однажды она вообще станет испанской королевой, и все эти англичане подумают дважды, прежде чем вести себя так, как держатся сейчас.
