— Тогда мы пошлем за синьором Давидом. Флем, дорогая, отправь пажа.
Королеве принесли лютню, и, когда вошел синьор Давид, они обсуждали, что будут играть.
Давид был невысоким, очень красивым пьемонтцем. Он поклонился учтиво, но без смущения.
— Синьор Давид, — сказала королева, — мы прослышали, что у вас хороший голос, не так ли?
— Если Ваше Величество хочет оценить его, то Ваш скромный слуга будет глубоко польщен.
— Я хочу послушать, но сначала скажите мне, что вы делаете в свите господина де Морреты?
— Ваше Величество, я секретарь у господина де Морреты.
— Ну что ж, Давид, спойте для нас.
Мария заиграла на лютне… Как только Давид запел, его чудесный голос заполнил комнату, и у слушавших навернулись на глазах слезы. Его голос властвовал над ними…
Когда песня закончилась, Мария с жаром произнесла:
— Синьор Давид, это совершенство!
— Я рад, что мой жалкий голос доставил удовольствие Вашему Величеству.
— Мне бы хотелось, чтобы вы спели с моим хором.
— Я… я безмерно рад!
— Но, — усомнилась королева, — когда вы уедете вместе с вашим господином, это будет такая потеря для хора, что, может, лучше вам вовсе и не петь, как вы думаете?
Давид погрустнел.
— Однако, — в порыве произнесла Мария, — не хотите ли остаться при мне, когда ваш господин уедет?
Он рухнул перед ней на колени, что и стало его ответом. Он взял ее руку и преподнес к губам.
— Служить вам?! — пробормотал он. — Самой красивой женщине в мире?!
Она рассмеялась и сказала:
— Не забывайте, вы меняете солнечную Италию на край с суровыми зимами!
— Мадам, — ответил он, — моя служба вам будет мне солнцем.
Как все-таки отличаются эти иностранцы от грубых шотландцев, подумала она. Ей нравился этот невысокий человек с большими и лучистыми глазами.
— Когда ваш господин покинет Шотландию, вы можете перейти ко мне на службу. Как ваше имя, полное имя? Мы знаем вас только как синьора Давида.
— Давид Риччо, мадам, отныне самый смиренный и преданный слуга Вашего Величества.
* * *
Настало Рождество. Ветер завывал над Канонгейтом и бился в стены Холируда. Во всем дворце топили камины. К превеликому сожалению Марии, почти вся французская свита, что сопровождала ее в Шотландию, возвратилась во Францию, и при Марии остался лишь Элбоф.
На улицах города творились беспорядки, и зачинщиками там были крепыш Босуэл да сумасшедший Аран.
Босуэл не забыл, что его отправили со Двора благодаря Арану.
Босуэл и думать не хотел, чтобы Арану такое сошло с рук. А Аран, как и весь клан Гамильтонов, никогда не упускал случая позлить Босуэла и болтал налево и направо о скандале между Босуэлом и Анной Тродзен, несчастной датской девочкой, как ее называли, которую Босуэл совратил, сделал матерью, выманил из отчего дома, а потом бросил.
Как прознал Босуэл, Аран, ревностный пуританин и ярый сторонник Нокса, поддержал «охоту за священником». И теперь Босуэл задумал втянуть наследника рода Гамильтонов в такой же скандал, в который оказался втянутым сам.
У Босуэла было два приятеля. Один из них — всегда готовый покуражиться Элбоф, а второй — Джон Стюарт, единокровный брат Марии, обожавший Босуэла больше, чем кто-либо еще, и готовый идти за ним куда угодно. Босуэл держал при себе брата Марии по двум причинам: во-первых, этот молодой человек мог сделать много чего хорошего при Дворе для Босуэла, а во-вторых, он хотел выдать замуж за него свою сестрицу, рыжеволосую Жанет Хепберн.
Дружки Босуэла слонялись по улицам Эдинбурга, затевая склоки с сочувствующими Гамильтонам, но Босуэлу этого показалось мало.
— Эх, весело же будет, — вопил он, — если мы отловим Арана с кем-нибудь… А потом послушаем, что скажет его дружок Джон Нокс!
Его приятели загорелись этой идеей, но как все сделать так, чтобы прошло гладко?
— Так это просто, — объяснил Босуэл. — Частенько вечерами он ходит к одной известной даме. А что, если мы взломаем дверь в этот дом, поймаем его там и прогоним ночью нагишом по городу? Вы себе представьте: наследник Гамильтонов, пуританин, бегающий холодной ночью голышом по улицам, и все потому, что забыл одежду в спальне любовницы!
— А кто его любовница? — спросил Джон.
— Нам крупно повезло, — ответил Босуэл. — Она — невестка Кутберта Ремсея, четвертого мужа моей бабки, и живет в его доме.
— Старина Кутберт не в друзьях с тобой…
— Верно, но переодевшись в уличных актеров, мы легко проникнем в дом.
— Это грандиозный план! — завопил Элбоф. — А как же насчет несчастной покинутой дамы? Я готов расплакаться от сочувствия к ней, ее любовничек удрал! Не почувствует ли она себя брошенной?
— Мы ей этого не позволим! — расхохотался Босуэл. — В нашем лице она найдет достойную замену своей утрате. А так, если мы не утешим даму, оставленную возлюбленным, мы сделаем только полдела для Арана.
Так они и порешили.
Ночью было страшно холодно. Троица добралась до площади Святой Марии и вскоре стояла у дома Кутберта. Они переоделись в рождественских гуляк, а лица скрыли под масками.
Они обнаружили, что дверь заперта, и Босуэл пришел в ярость. Он был знаком с обычаями этого дома и понял, что, видимо, их прихода ждали.
— Открывайте дверь! — заорал он.
Он видел слабый свет в нескольких окнах, но в доме было совершенно тихо. Мощным плечом Босуэл вышиб дверь, и приятели вошли в дом.
Увидев трясущуюся девочку, которая пыталась, было, спрятаться, Босуэл вцепился в нее и потребовал показать, где комнаты Алисы Крейг. Девочка, напуганная так, что ничего не соображала, побежала по лестнице вверх, и трое мужчин устремились за нею. Она ткнула пальцем в дверь и исчезла.
Босуэл забарабанил в дверь и заорал.
— Открывай!
— Кто там? — последовал немедленный ответ.
Босуэл, повернувшись к друзьям, осклабился: голос принадлежал Алисе Крейг.
— Тот, кто тебя любит, — произнес Босуэл.
— Босуэл?!
— Ты вспомнила меня? Я надеялся на это.
— Что… что тебе нужно?
Все еще ухмыляясь приятелям, Босуэл ответил:
— То, что мне было нужно от тебя всегда.
Попасть в комнату Алисы было легче, чем в дом, и вскоре все трое стояли в спальне, где полуодетая Алиса присела в страхе у стены. Им все сказало открытое окно.
Граф Джон подбежал к окну.
— Что… что вам здесь нужно? — потребовала ответа Алиса.
