— Давид, — сказала Мария, и когда она произнесла его имя, вся нежность к этому человеку перетекла в ее голос, — ко мне обратились с просьбой, — она улыбнулась, глядя на Флем, — и состоит она в следующем: на Босуэла надо возложить командование шотландской гвардией во Франции. Как по-вашему, не плохо ли это?
Риччо пришел в восторг. Граф Меррейский опасается Босуэла, и в то же время граф Меррейский — враг Давида Риччо. Джеймс начал догадываться, какое влияние оказывает Давид на королеву. В общем, того, что Босуэл и Джеймс Стюарт — враги, было достаточно, чтобы ответить положительно.
— Мадам, — сказал Риччо, — он храбр, и этим все сказано. Благодаря своей храбрости он идет впереди всех даже в этой воинственной стране, где, казалось, мужество столь же естественно для людей, как и дыхание. Он никогда не подведет вас.
* * *
У Джеймса Хепберна, графа Босуэла, дела пошли на лад. Ему не нужно было более занимать деньги, и, хотя он пребывал все еще в изгнании, он все-таки радовался своему назначению.
Джеймса Стюарта, графа Меррейского, такое назначение не обрадовало. Они поговорили с Мэйтлендом и сошлись на том, что все это — с подачи Давида Риччо. Их все больше выводили из себя самонадеянность итальянца и благоволение, которое оказывала ему королева. Но теперь главным, кто тревожил их, вновь стал Босуэл.
— Это может сказаться на нас, — сказал граф Меррейский, — у этого человека в Шотландии до сих пор есть друзья. — Это колдовство, клянусь тебе. Ему достаточно разок взглянуть на женщину, и все, она — его жертва. Он совращает ее и уходит, но, если он вернется, она готова быть его рабыней. Да разве бы он мотался из страны в страну, не будь вереницы женщин, готовых кормить его и ублажать в постели. Кров, еда, деньги и лошади — все на его пути!
— У него друзья среди королевского окружения, — добавил Мэйтленд. — Этого уже достаточно.
— А что за манеры у его слуг? — спросил граф Меррейский.
— Одна грубость, — ответил Мэйтленд.
Они улыбнулись друг другу. Больше можно было ничего не говорить.
* * *
Этой ночью капитана шотландской гвардии дома не было. Его слуги были уверены, что он отсыпается в доме своей последней пассии.
Перешептываясь и прислушиваясь, не слыхать ли шагов их хозяина, они сидели вокруг стола. Они не думали, что он появится раньше утра.
Какая жалость! — думали они. — Ведь они-то задумали одно дельце сегодняшней ночью.
Однако действительно ли все так плохо? При отблесках свечей на лицах собравшихся было ясно видно облегчение.
Они вспомнили Босуэла… Выше, чем обычные люди… громкий голос… сильный как двое мужчин… его легчайшая оплеуха могла отправить любого из них в противоположный конец комнаты, оставив синяки на несколько дней… Они боялись и обожали его, ведь каждый дюйм его тела принадлежал настоящему мужчине; он был больше, чем просто человек, они были уверены. В нем было что-то магическое. Он был над ними во всем. Из-за своей жадности они соглашались со всеми указаниями, которые им давались. Жадность играла немалую роль в их готовности на все, ведь за работу им хорошо платили.
За столом прислуживал Николя. Здесь были Габриель Семпл, Уолтер Мурский и Дэнди Прингл. Николя не очень-то радовался поставленной задаче, но его втянули в это дело все остальные.
Всем заправлял Прингл. В заговоре был еще и парикмахер Босуэла, так как знал некоторый толк в ядах. Ядовитый порошок решили добавить в вино.
Вино, смешанное с отравой, было уже в бокале, но его светлость, похоже, не вернется домой сегодня вечером.
Вот это как раз и заставляло мнительного Николя трястись.
— Может, ему все известно! — бормотал он, стуча зубами.
— Да откуда он может знать, приятель? — говорил Прингл. — Ну, если только ты ему рассказал…
— Да ничего я ему не говорил, но он — необычный человек.
— Вот мы и посмотрим, — сказал с ухмылкой Прингл, — в чем он сильнее остальных людей… А теперь, Габриель, когда ты протянешь бокал его светлости, ты должен вести себя как обычно. Ты не должен показать, что питье, которое ты предлагаешь, не то же самое, что он пьет всегда.
— Да… да… — заикаясь, проговорил Габриель.
— Эх, провернуть бы это дельце сегодня! — сказал Уолтер.
— Скоро все закончится, — пообещал Прингл, — вернемся в славную Шотландию и заживем в роскоши после этой ночной работенки.
— Я говорю вам, — настаивал Николя, — наш хозяин — необычный человек.
— И что из этого? — осклабился Прингл.
— Он — не такой как все… Вы же видели, как он обращается с женщинами. Ни одна не устояла перед ним.
— Одну такую я знаю, — сказал Прингл. — Королева! Разве он не спрашивал ее, нельзя ли ему вернуться домой, и разве она не отказала?
— Королева, как говорит хозяин, не более чем половина женщины, — заявил Николя. — Если ее и королеву Англии сложить вместе, все равно нормальной женщины не получится, так он говорит.
— Он так говорит, — продолжал Уолтер, — потому что обе они не позвали его немедленно в постель.
— Да он чувствует себя выше других, потому и такой чванливый, — рассмеялся Прингл.
— Он говорит, — добавил Николя, — что, будучи во Франции, она была в любовницах у своего дяди, кардинала.
— Это меня не удивляет, — сказал Прингл, — и кардиналам ничто человеческое не чуждо. Эй, слышите! Он вернулся!
Это было верно. Наружная дверь открылась, и хорошо знакомый голос заорал:
— Дома кто есть? Да где же вы все? Николя! Семпл! Я пришел… и я голоден!
Возникло минутное затишье, и все уставились на бокал с отравленным вином.
— Эй, Габриель, дай-ка ему бокал, — шепнул Прингл.
Николя заторопился навстречу хозяину.
— Как?! Еще не в постели?! Как такое может быть в столь поздний час? Ты что, с кухаркой повздорил?
— Нет, хозяин, — заикаясь, проговорил Николя. — Я просто подумал, вы можете вернуться, и ждал вас.
Под взглядом хозяина Николя затрясся. Босуэл смотрел на него так, как будто что-то знал.
— Принеси-ка мне поесть… и вина… Меня мучает жажда…
— Да… да… хозяин…
Николя быстро вернулся в комнату, где остальные сидели в ожидании. Прингл сунул ему в руки бокал, но Николя так дрожал от страха, что расплескал немного вина.
— Господи! Да ты же выдашь сейчас всех нас! — прошипел Прингл. — Эй, Габриель, возьми-ка бокал.
Габриель завопил:
— Нет… нет! Я не решусь! Я говорю вам, он все поймет. Он чувствует такие вещи. Вот потому-то он и вернулся этой ночью.
Дверь распахнулась: на пороге стоял Босуэл, поглядывая на слуг.
