Без исторических источников невозможно определить, насколько обширными были владения славян в Восточной Европе в середине 1-го тысячелетия. Географический масштаб их расселения и количество разных форм, которые оно принимало, наводят на мысль о том, что славян к этому моменту было куда больше, чем два племени склавинов и антов в Молдавии и Валахии, но даже при этом продвижение славян на восток, особенно в европейскую часть России, остается неясным. Распространение пеньковской, лука-райковецкой и волынцевской систем в разных регионах Восточно-Европейской равнины может говорить либо о начале славянизации этих территорий, либо об установлении господства какого-то одного славяноязычного племени над другими. И что еще более важно, оба этих варианта дают нам лишь самые смутные наброски славянской экспансии.
Каким образом славяне установили свое господство на огромной части Европы и что вызвало эту фундаментальную революцию в ее истории?
Понять историю племен, стоящую за образованием славянской Европы, еще сложнее, чем изучать миграционную активность германских племен, так или иначе связанных с падением Римской империи, – по двум причинам. С одной стороны (и это ключевой момент), в исторических источниках слишком много пробелов. С другой стороны, вторая причина осталась бы актуальной, даже если бы мы получили больше данных. Появление склавинов и антов в Прикарпатском регионе к 500 году само по себе является революцией, ведь ранее славян в этих землях не было. Но другие славянские племена затем в разные периоды распространились по огромной территории, создав славянскую Европу в том виде, в каком она предстала в конце 1-го тысячелетия, – Моравия, Богемия и Украина в VI веке, Балканы в VII, лесные зоны России в VIII и IX и север Центральной Европы в какой-то из этих периодов. Сложно представить, что экспансии, осуществляемые с таким временным и географическим промежутком, могли происходить в одной и той же форме.
Миграционные потоки
В условиях отсутствия надежных исторических источников масштабы славянской миграции сложно оценить. Единственные правдоподобные данные относятся к VI веку – мы располагаем приблизительной численностью отрядов славянских налетчиков, составлявших несколько тысяч человек. В одном случае смешанный отряд гуннов, антов и склавинов численностью 1600 воинов прорвался на территорию Восточной Римской империи; в другом 3 тысячи славянских грабителей выплатили гепидам по золотой монете на человека, чтобы их переправили через реку. Смешанный отряд Хильдегесия, в который входили гепиды и славяне, насчитывал 6 тысяч человек, и «элитное» войско из 5 тысяч славян предприняло попытку сокрушить укрепления Фессалоник в 598 году
[524]. Эти данные вполне надежны, но они не имеют отношения к хищнической миграции, которая захлестнула Балканы в VII веке, а Карпаты и нагорья Центральной Европы – в VI. Вряд ли одни и те же группы принимали участие в этих процессах.
По различным контекстам миграции (от Центральной Европы в VI веке до озера Ильмень в IX) можно предположить, что в создании славянских государств сыграли свою роль самые разные процессы, а потому следует ограничиться пока событиями VI и VII веков в Центральной Европе и на Балканах, о которых упоминается хотя бы в некоторых исторических источниках. Но даже в этих двух случаях в археологических материалах налицо два совершенно разных ее итога. В некоторых областях (в особенности в предгорьях Карпат, Моравии, Богемии, между Эльбой и Зале и в Западной и Южной Украине в VI веке, вместе с регионами Фракии вскоре после 600 года) итогом преобразований стало более или менее полное распространение в новых территориях памятников материальной культуры корчакского типа во всех сферах: быт, технологии и социальный уклад. Эти зоны отличаются археологически лишь формой некоторых керамических изделий. И совершенно другой итог мы видим во многих других регионах, где тоже доминировали славяне, но где среди археологических остатков встречаются лишь редкие корчакские элементы среди скопления разнородных артефактов. Такие находки характерны для большей части бывших римских территорий на Балканах и севера Европейской равнины к западу от Вислы с VII века, где при раскопках были обнаружены несколько горшков корчакского типа, а не вся система, перенесенная в новый регион. И любая выдвигаемая теория славянской экспансии должна объяснять оба этих явления.
Несмотря на отсутствие письменных источников, перенос социально-экономической системы носителей культуры корчакского типа в новые регионы намекает на особый вид миграционного процесса. Стандартные поселения (а значит, и стандартные социально-экономические единицы), преобладающие в этих регионах, были небольшими. Корчакские поселки обычно насчитывают от десяти до двадцати небольших хижин, каждая из которых явно предназначалась для полноценной семьи. По сути, эти хижины также указывают на максимальный размер миграционных групп, задействованных в распространении «чистой» корчакской культуры. Корчакская Европа явно была создана продвижением таких групп вовне с предгорий Карпат, и они переселялись либо полноценными сообществами (как максимум), либо еще меньшими группами, которые встречались только в пункте назначения. Корчакские жилища могли вмещать около пяти человек, следовательно, славянская миграционная единица могла насчитывать от пятидесяти до ста человек. При сравнении этого феномена с другими формами миграции, которые мы наблюдали, становится ясно, что спровоцировавший его процесс должен напоминать экспансию по модели «волна продвижения» (см. главу 1, раздел «Миграция и вторжение»). Примерно за сто пятьдесят лет, как мы видели, корчакские памятники распространились с предгорий Карпат до нижнего течения Эльбы, сохранив свои основные особенности. Долгая хронология остатков говорит о том, что эта группа европейских славян была более консервативной, чем считалось ранее. Раньше исследования ограничивали корчакские поселения V веком, максимум началом VI, но теперь мы знаем, что некоторые группы сохраняли свой образ жизни на протяжении двух или даже более веков, постепенно, маленькими группами, распространяя его по территории Европы
[525].
