Миграция викингов в Восточную Европу приняла совершенно иные формы. В России нет ни малейших признаков того, что норвежцы собирались в армии и завоевывали политическое пространство для дальнейшей колонизации, да и независимых фермеров из Скандинавии, ведущих хозяйство на больших участках, там тоже фактически не было. Судя по археологическим остаткам, вторжение северян осуществлялось в два этапа. Следы первой фазы (с конца VIII века до начала IX) были обнаружены в основном в двух местах: в древнейших слоях Старой Ладоги и в укрепленном Сарском городище на Верхней Волге. Но в Старой Ладоге раскопки велись на незначительной территории в полгектара, поэтому мы не можем судить о реальных размерах поселения во времена его основания и тем более о численности скандинавов в Сарском городище. Поскольку данных у нас немного, есть искушение предположить, будто лишь горстка торговцев с севера начала изучать речные маршруты европейской части России в этот период, если бы не тот факт, что на севере имелся «каганат» под управлением норвежцев, упоминания о котором встречаются уже в 839 году. Он бы не мог появиться без существенного притока скандинавских иммигрантов и без определенных усилий, направленных на его организацию. Возможно, в будущем будут обнаружены новые свидетельства миграции норвежцев в Россию в VIII – начале IX века.
Как и на западе, поток мигрантов существенно вырос во второй половине IX – начале X века. В этот период скандинавская миграция была сосредоточена в трех зонах (см. карту 20). Первая – земли вдоль реки Волхов между озерами Ладога и Ильмень. На севере Старая Ладога была отстроена и достигла своего максимального размера – 10 гектаров. Дальше к югу лежало Новгородское городище (Хольмгард в норвежских сагах), как мы видели, оно было центром власти в регионе – укрепленное поселение, обнесенное каменными стенами в 3 метра высотой и в 3 метра толщиной. Третьим известным скандинавским центром здесь был Изборск-Псков. На кладбищах всех этих поселений обнаружилось достаточно скандинавских материалов, чтобы можно было сделать вывод о наличии полноценных норвежских сообществ, состоявших из мужчин и женщин, сохранивших прежний образ жизни на новом месте. В землях близ этих центров – в Приладожье – были обнаружены редкие скандинавские остатки, а значит, в этом регионе вполне могли жить и норвежские фермеры, а не только торговцы
[602].
Вторая зона, в которой скандинавское присутствие ощущается очень отчетливо, – поселения вдоль Верхней Волги. В ходе раскопок в XIX веке были обнаружены норвежские материалы в Ярославле, Переславле, Суздале и Владимире. Методы, применяемые тогда, были слишком неточными, чтобы можно было что-то утверждать наверняка. Более недавние и осторожные работы в ряде других мест региона подтверждают существенное влияние скандинавов. В конце IX – начале X века поселение в Тимерёво, к примеру, разрослось настолько, что занимало больше 10 гектаров. При раскопках там было обнаружено больше пятидесяти жилых домов и кладбище. Этот город в дальнейшем населяли финны и славяне, помимо скандинавов, но норвежцы пришли туда первыми. Следы присутствия норманнов были также обнаружены в Петровском, где было два поселения, и Михайловском, где находилось кладбище, содержащее четыреста захоронений (из них 63 процента – кремированные останки). Большая часть скандинавских остатков здесь датируется X веком.
Третья зона поселения располагалась на реке Днепр, хотя ее, возможно, следует разделить на две, поскольку регион верхнего течения Днепра давал доступ к волжскому маршруту, а вот от городов в его среднем течении можно было добраться только до Черного моря и Византии. Самое большое скандинавское поселение, обнаруженное здесь на данном этапе, – это Гнездово на верхнем Днепре (возможно, это Смалески (Смоленск) из саг). В 920-х годах оно утроилось в размерах и «обросло» укреплениями, а кладбище, теперь частично поврежденное, содержало как минимум 3 тысячи могил – а возможно, вдвое больше. Первый археолог здесь заявил, что лишь около тысячи из них принадлежало скандинавам, но это сильно заниженная оценка, не соответствующая реальности. Гнездово было основано северянами, они же были основным его населением, которое, после периода роста в X веке, насчитывало примерно тысячи человек. Дальше к югу, в среднем течении Днепра, в Киеве – как и ожидалось – тоже обнаружены скандинавские остатки. Три холма близ реки были заняты скандинавами в начале X века. Однако куда больше северных материалов найдено в 100 километрах к северу, в Чернигове и Шестовице, которые в X веке были крупными поселениями
[603].
Эти географические скопления скандинавских городов прекрасно укладываются в общую картину, учитывая природу деятельности викингов. На севере, близ Волхова, они были необходимы для того, чтобы контролировать главный торговый маршрут в Балтику; на Верхней Волге и верхнем Днепре поселенцев интересовал легкий доступ к торговому пути в мусульманский мир; поселения в среднем течении Днепра появились, поскольку эта река вела в Константинополь. Скандинавские поселения, таким образом, возникали близ важных торговых путей, и все города, обнаруженные археологами на данном этапе, наверняка являлись торговыми центрами, где купцы устанавливали связи с местными добытчиками мехов из соседних регионов, а весной отправлялись либо к волжским булгарам, либо в Константинополь.
Все это вполне очевидно и ясно, но невозможно понять, сколько скандинавов принимали непосредственное участие в этих восточных миграционных потоках. Во-первых, все обнаруженные остатки сконцентрированы в торговых центрах. Были ли у северян деревни и фермы, вроде тех, какие они устраивали в Исландии и на северных и западных островах? Редкие находки близ реки Волхов позволяют предположить, что так оно и было, хотя бы в этой зоне, следовательно, иммигрантов было больше, чем можно подумать. Есть также причины сомневаться в том, что на сегодняшний момент обнаружены все скандинавские поселения в России. Старая Ладога и Сарское городище не смогли бы поддерживать описанный в источниках «каганат», но других поселений, существовавших к 839 году, пока не найдено. И я сомневаюсь, что даже те четырнадцать известных скандинавских городов показывают нам полную картину. Мы ничего не знаем о соотношении женщин и мужчин среди иммигрантов, хотя первые определенно присутствовали во всех поселениях X века, исключая те, что находились на среднем Днепре. Слишком много неизвестных переменных, чтобы можно было попытаться хоть примерно угадать численность иммигрантов. Но в любом случае к X веку здесь было не меньше 10 с лишним тысяч скандинавских мужчин – и это, скорее всего, преуменьшение.
Понять, какого рода миграционные группы осуществляли колонизацию России, нам опять-таки мешает отсутствие исторических источников. Однако по крайней мере некоторые из них являлись небольшими и собирались вокруг торговцев – искателей приключений вроде Оттара и его спутников, которые либо владели собственным судном, либо внесли за него долю платы – практика, которая описана как минимум на одном руническом камне. Знаменитые рунные камни в Свиннегарне в Уппланде были поставлены в середине XI века, чтобы почтить память группы местных торговцев, которым не удалось вернуться из экспедиции под предводительством некоего Ингвара
[604]. Это, конечно, произошло позже, и группа была куда больше, однако странствия людей вроде Оттара по российским рекам были, скорее всего, обычным делом. В то же время мы должны помнить, что с IX века в целом отмечается увеличение притока скандинавов – вторжения и переселения проходят более организованно, под предводительством ярлов или конунгов, чьи отряды насчитывали несколько сотен человек. Потребовалась бы не одна группа такого масштаба, чтобы уже в IX веке установить первый Русский «каганат», и, как мы видели, одновременно с началом эпохи Великих армий на западе куда более крупные силы северян начали действовать и на российских реках.
