Первая революция в варварской Европе приостановила полутысячелетнее, почти непрерывное развитие больших регионов Центральной и Восточной Европы. Она также стала причиной второй и не менее важной трансформации. После коллапса германской культуры народы из третьей зоны Европы, каковая имелась в начале римского периода, начали активно развиваться, и у них впервые появились прочные политические, экономические и культурные связи с остальной Европой. Римляне знали о существовании венедов, населяющих ближайший из этих малоразвитых регионов. Тацит в I веке указывал, что они живут между Вислой и Карпатами; Птолемей через пару поколений привел названия нескольких племенных объединений. Но, что примечательно, нет никаких признаков того, что эти народы участвовали в политических событиях первой половины тысячелетия хотя бы каким-то образом. Венеды не совершали набегов в римские земли, в повествованиях о Маркомайской войне или кризисе III века о них ни слова, они даже не вошли в состав империи Аттилы, которая покорила самые разные народы Центральной и Восточной Европы. Да и распространение римских товаров говорит о том, что эти народности к востоку от Вислы и северу от Карпат не играли сколь-нибудь важной роли в торговых сетях, протянувшихся в римскую эпоху через весь варварский мир, хотя некоторые маршруты проходили по их территориям.
Однако почти сразу же после распада германской Европы славяноязычные племена начали приходить туда из малоразвитых регионов и все чаще упоминаться в летописях, повествующих об общеевропейской истории. К середине тысячелетия они появились к югу и востоку от Карпат, подойдя вплотную к границе Восточной Римской империи, и начали совершать набеги на византийские земли. Их успехи могли быть результатом предшествующих контактов с готами и другими более организованными племенами с германской периферии Римской империи, которым в наших исторических источниках почти не уделяется внимания
[701]. В любом случае новые контакты с Византией резко ускорили зарождающиеся процессы развития, начавшие действовать в этих славянских племенах, когда набеги и дань принесли им беспрецедентное количество движимого имущества и стимулировали милитаризацию и формирование крупных политических образований. Это позволило им получить максимум прибыли от новых связей с территориями Константинополя. Примерно такие же преобразования наблюдались в германском мире в раннеримский период, и после коллапса германской Европы славяноязычные племена уже превратились во «вторую» варварскую силу, бросившую вызов цивилизации Восточного Рима в Юго-Восточной Европе.
На этом этапе второй приход кочевников прервал уже запущенные процессы развития и сыграл роль катализатора в дальнейшем преображении варварской Европы. Как и гунны, авары быстро создали мощную военную коалицию в Центральной Европе, которая, помимо всего прочего, поглощала в огромных количествах богатства Средиземноморья и привозила их в теперь преимущественно славянские земли. Это, разумеется, вызвало борьбу за контроль над новыми доходами, которая ускорила процесс формирования класса военных предводителей в славянском мире (начавшийся еще до прихода аваров). Что не менее важно, их правительственные структуры, как и гуннские, были не способны управлять таким количеством подданных напрямую, поэтому авары действовали через правителей-посредников, выбираемых из представителей тех или иных народов. У нас нет подробной информации об их империи, но есть причины полагать, что это со временем укрепило социальную власть избранных лидеров и тем самым подтолкнуло славян к политическому объединению (и не только их)
[702]. В-третьих, влияние аваров вылилось в появление более широкой славянской диаспоры, так как некоторые их племена двинулись дальше, не желая покоряться кочевникам. Масштабное поселение их на востоке бывших римских Балкан – в противовес набегам – стало возможным лишь тогда, когда Аварская империя (вместе с Персидской, а затем и арабскими завоеваниями) уничтожила военное превосходство Константинополя в регионе. Но по крайней мере некоторые из этих славян испытывали негативную мотивацию (желание избежать господства аваров) такой же силы, что и позитивная (желание поселиться на римской территории). В остальных случаях нам не хватает данных из письменных источников, но то же самое желание избежать господства аваров явно сыграло важную роль в дальнейшем расселении славянских племен, начиная с 550 года: на запад к Эльбе, на север к Балтике и даже на восток в сердце России и Украины. Остается неясным, действительно ли это продвижение на восток было первым появлением славян в Западной России, или же мы имеем дело с экспансией уже обитавших там племен, которые обрели более четкую политическую организацию и военную мощь благодаря контактам с византийцами и аварами, а потому теперь сумели утвердить свое господство над другими племенами, не обладавшими этим преимуществом.
Как бы то ни было, процесс славянизации – установления господства славяноязычных народов на огромной территории Центральной и Восточной Европы – вновь сочетал в себе миграцию и развитие, которые тесно переплелись. Взаимодействие с лучше развитой экономикой Римской империи привело к появлению новых притоков материальных благ, которые ускорили политическую консолидацию и милитаризацию по крайней мере некоторых славянских племен. Но группы, получившие выгоду от этого нового богатства, сумели это сделать лишь потому, что уже переселились в приграничные земли, поближе к Риму, после краха империи гуннов – именно с этой целью. Социально-политическая революция, которую они пережили впоследствии, подготовила их, особенно после дополнительного стимула, предоставленного аварами, к тому, чтобы распространить свое господство путем дальнейшей миграции по всей Центральной и Восточной Европе. Одним из способов наверняка было поглощение многочисленных местных народов, переживших губительные процессы, которыми сопровождался коллапс германского мира. В каких-то случаях поглощение протекало мирно, о чем говорят некоторые византийские источники, но в то же время многие славянские племена становились милитаризованными, и результаты славянизации на удивление монолитны. Если некоторые группы, в особенности носители корчакской культуры, оставались мирными фермерами вплоть до начала VII века, то многие другие прошли через быструю трансформацию, когда новые доходы принесли с собой социальную дифференциацию и милитаризацию. И в дальнейшем славянизацию Европы осуществляли опасные, вооруженные славяне, а не мирные корчакские фермеры – по крайней мере, в тех регионах России, где славянское господство устанавливалось сообществами, насчитывавшими по несколько сотен человек, возводившими одно укрепленное поселение за другим на явно враждебной территории.
Рождение Европы
Богатство Византии и вмешательство аваров отмечают самое начало куда более масштабного процесса развития, развернувшегося на огромной территории, подконтрольной славянам, во второй половине тысячелетия. К X веку его результатом стали первые окологосударственные династические структуры, которые увидела Северная и Восточная Европа. Возможности этих новых образований по-прежнему были существенно ограничены к концу X века, и граница между центром и периферией была хорошо заметна на огромных территориях, номинально находившихся под их контролем. Правительственные механизмы, основанные на объездных практиках, были не способны управлять такими владениями с равной эффективностью, и это проявляется в тенденции обмениваться большими приграничными регионами. Тем не менее эти государства были способны вести централизованно организованную деятельность, результаты которой производят сильное впечатление. Будучи куда крупнее германских государств – клиентов Рима, появившихся на окраинах империи в IV веке, славянские страны также оказались способны и на более грандиозные деяния. Они строили все более и более крупные здания, содержали большие, прекрасно экипированные и обученные армии и быстро переняли некоторые культурные нормы у более развитой имперской Европы – прежде всего христианскую религию.
