Гипотеза мира РНК предполагает, что жизнь на основе рибонуклеиновой кислоты предшествовала жизни на основе дезоксирибонуклеиновой кислоты и белка. РНК способна одновременно и хранить генетическую информацию, как ДНК, и катализировать химические реакции, как фермент белка. Мир РНК, возможно, возник из многочисленных более ранних самовоссоздающихся молекулярных систем, которые РНК вытеснила. Таким образом, первые протоформы, существовавшие до РНК, были «забыты».
Человеческая память может быть богатой, гибкой и острой, как, насколько нам известно, ни у одного другого существа на Земле. Ужас, который нам внушает несовершенство памяти и ее ухудшение, сравнимы разве что с нашим страхом смерти. Но помнить можно и слишком много. В одной из историй Хорхе Луиса Борхеса молодой работник фермы Иренео Фунес падает с лошади и получает сильное сотрясение. Когда он приходит в себя, его чувства восприятия и память оказываются «совершенными». Теперь предыдущая жизнь кажется ему сном: он смотрел, не видя, слушал, ничего не слыша, и почти все забывал. В своей новой жизни Фунес может вспомнить «форму облаков в южной части неба утром 30 апреля 1882 года… и сравнить их в памяти с красными прожилками мраморного переплета книги, которую видел всего один раз, или с веером брызг от весла на Рио-Негро накануне битвы Квебрахо». Но поток впечатлений и воспоминаний оказывается таким мощным, что Фунес не в состоянии с ним справиться, и перестает вообще вставать с кровати, «неподвижно глядя на фиговое дерево за окном или паутину». Он теряет способность к генерализации и абстрактному мышлению, для которых необходимо забывать отдельные мелкие детали. Он перестает понимать мир вокруг, не способен думать.
Получается, чтобы успешно функционировать, мы должны уметь забывать. Психологи и философы уже давно признали этот факт. Уильям Джеймс в 1890 г. цитировал своего коллегу Теодюль-Арман Рибо: «Не умея забывать поразительное количество состояний сознания и мгновенно забывать множество самых разных вещей, мы вообще были бы не в состоянии ничего запоминать. Таким образом, забвение… это не болезнь памяти, а условие ее здоровья и жизнеспособности». Более чем за 200 лет до этого Томас Браун рассуждал: «Не знать ничего о неприятностях, которые нас ожидают, и забывать те, что были в прошлом, – милость природы, которая позволяет нам справляться с немногими безрадостными днями, отведенными нам, благодаря этому наши чувства не возвращаются в болезненных воспоминаниях, наши горести не продолжаются в постоянном повторении». Фридрих Ницше был более краток (1886): «Благословенны забывчивые, ибо они не помнят собственные глупости».
«Если идея памяти… может до такой степени ослабеть, что будет принята за идею воображения… идея воображения может достигнуть такой силы и живости, что сойдет за идею памяти и окажет одинаковое с последней воздействие на веру и суждение»
[2] (Дэвид Юм).
Возможно, здравие ума подразумевает баланс между избыточностью и недостаточностью памяти. Но даже такой взвешенный подход не защищает от заблуждений. Недавно нейробиологи доказали то, о чем Дэвид Юм подозревал уже 300 лет назад: вспоминание является актом воссоздания и поэтому подвержено искажениям и домыслам – «реальные» воспоминания становятся легендой, а легенда – «воспоминаниями».
Получается, в самом ценном для нас опыте сознания заключен некий парадокс. С одной стороны, мы хотим полностью присутствовать в настоящем моменте: как писал молодой Людвиг Витгенштейн, «только человек, живущий не во времени, а в настоящем, счастлив». С другой стороны, мы хотим воссоздать и сохранить наиболее полную картину мира вокруг нас, а такая картина должна включать и внятное отображение его прошлого и основ. Например, историк Робин Коллингвуд утверждал, что «история и то же самое можно сказать о памяти – это триумф разума над временем. В процессе мышления… прошлое живет в настоящем, и не как “след” или воздействие на физический организм, а как объект исторического представления разума о себе самом в вечном настоящем».
Маркус Чоун (2007) предположил, что в точке омега (согласно гипотезе Фрэнка Типлера, время, когда, технология позволит достичь состояния, не отличимого от вечной жизни) самой большой радостью для человека станет возвращение к вечным «летним» дням детства, когда еще была жива ваша любимая собака, а родители были молоды и полны сил. Наверное, именно эту идею передают заключительные сцены фильма Терренса Малика «Древо жизни» (2011).
Иногда мне кажется, что самые важные моменты нашей жизни проходят в попытках преодолеть пропасть между двумя этими состояниями – полным погружением в настоящий момент, с одной стороны, и стремлением жить воспоминаниями – с другой. Нам очень хочется достичь двух этих состояний одновременно. И мы смотрим то в одну, то в другую сторону, не зная, на чем остановить свой взгляд, точно так же, как мы не можем определиться, на какой из двух пар глаз пауков-скакунчиков сконцентрировать свое внимание. «Лицо» паука не выражает ничего: оно не подсказывает, куда смотреть, и, подобно кошке из «Маленькой басни» Франца Кафки, паук очень хотел бы нас сожрать, если бы мог.
Наутилус
Nautilus spp.
Тип: моллюски
Класс: головоногие
Подкласс: Nautiloida
Охранный статус: не присвоен, но численность многих популяций уменьшается
Все, что было нужно, это чтобы одному из нас удалось сделать бесконечную спираль и время могло существовать.
Qfwfq (Итало Кальвино. Космикомические истории)
Так и наш мир в цветенье бесконечном по усмотренью тайной микросхемы, и в море ясном и беспечном, он держит восходящий курс, а вместе с ним и все мы.
Дон Патерсон. Батисфера
Вряд ли можно назвать много живых существ, после смерти которых остается красивый труп. Исключение, наверное, составляют только древние дубы, которые еще можно встретить кое-где в укромных уголках Британских островов, и наутилус, дальний родственник кальмаров и осьминогов, обитающий в тропических водах. В случае с дубом изгибы и шероховатости его ствола и ветвей продолжают рассказывать о силах, формировавших его в течение 500 лет его жизни и теперь запечатленных, как в скульптуре. Что касается наутилуса, обитателя раковины, его век относительно недолог – обычно не больше десяти лет, зато пережившая его раковина – в сечении представляющая собой логарифмическую спираль – пример идеальной симметрии. Дуб – мощное, полное силы музыкальное произведение, а наутилус – один его аккорд.
