Если исследовать источники, относящиеся к центрам переводов с пахлави на арабский в VIII и IX столетиях, за исключением столицы Багдадского халифата, то можно обнаружить очевидную связь с центрами новоперсидской литературной деятельности. Такими центрами были Исфахан, Истахр-Шираз и на востоке, в менее значительной степени, Мерв. Хотя наша информация далека от полноты, можно сделать предположение, что эти города являлись центрами сосредоточения переводчиков, которые в ранние эпохи, дабы соответствовать запросам времени, переводили с пахлави на арабский, тогда как в более поздние периоды уже другие переводчики, согласно пожеланиям правителей и аристократии своего времени, обращали арабский в новоперсидский. Мерв являлся важным центром на востоке, поскольку считался «столицей» арабских гарнизонов в Хорасане и оставался военным центром Сасанидов на восточной границе их владений. При Саманидах Мерв также сохранил свою значимость, хотя Бухара и Нишапур заметно превзошли ее.
Точно так же, как мы сосредотачивались на по эзии эпохи ранних Саманидов, во времена поздних Саманидов литературную сцену тоже узурпировала поэзия, особенно эпическая. Однако в более поздний период на передний план выдвигается персидская проза, и новоперсидский начинает превращаться, согласно аль-Бируни, из языка «пригодного лишь для легенд про Хосровов (последние правители династии Сасанидов) и сказок перед сном» в универсальный инструмент научной и философской литературы. Когда речь шла об исмаилитских проповедниках, мы упоминали о настоятельной необходимости написания проповеднических трактатов на персидском языке, понятном большинству жителей Ирана и Трансоксианы. Для борьбы с ересью суннитский религиозный лидер Абул-Касим Самарканди (ум. 954) написал религиозный трактат по ортодоксальному исламу на арабском, который перевели на персидский по поручению саманидского эмира (возможно, Нуха ибн Насра). Самые ранние новоперсидские работы в прозе были переведены с арабских оригиналов, и лишь позднее появились независимые сочинения, хотя, как кажется, имеется по меньшей мере одно исключение – прозаическая версия «Шахнаме», созданная для упоминавшегося выше Абу Мансура, правителя Туса. А поскольку от этой версии сохранилось лишь вступление, которое включено в некоторые манускрипты «Шахнаме» Фирдоуси, то мало что можно сказать о полном оригинальном произведении.
Персидский перевод великих арабских хроник Табари осуществил по указанию Мансура ибн Нуха его визирь, Абу Али Мухаммед Балами. Он принялся за работу в 963 г. и завершил ее несколько лет спустя. Персидская версия является скорее адаптацией, чем переводом арабского оригинала. В качестве таковой она чрезвычайно важна как ранний образец новоперсидского стиля, а не просто калька с арабского оригинала. «Тафсир», или комментарии к Корану того же Табари, также был переведен с арабского на персидский группой образованных священнослужителей, собранных по приказу эмира Мансура. Во вступлении к персидскому переводу говорится, что многим людям оказалось трудно понимать арабский оригинал и тогда эмир призвал образованных людей Трансоксианы, дабы подтвердить своим указом правомочность перевода комментариев к Корану на персидский. Богословы согласились и даже, в поддержку перевода, процитировали стих из Корана (сура Ибрагима, 4). И тогда трактат был переведен.
Несколько работ по медицине и лекарствам, написанных на персидском в поздний саманидский период, представляют меньший интерес, поскольку они явно находились под влиянием арабских образцов. Один из текстов, «Хидаят аль Мутаалим» – «Праведный путь Мутаалима» Абу Бакра Ахавани Бухари, созданный в саманидской Бухаре, особо интересен тем, что содержит слова, специфичные для бухарского диалекта персидского языка.
Упадок халифата Аббасидов происходил параллельно с продвижением местных арабских диалектов в различных частях исламского мира, с акцентом на региональные различия. В иранской части исламского мира классический арабский продолжал использоваться как язык религии и науки, но уже не поэзии, литературы или общения. Однако новоперсидский все больше и больше узурпировал роль арабского во всех сферах деятельности до такой степени, что к XII столетию в Иране и Средней Азии было написано ничтожно мало работ на арабском, за исключением религиозных и научных. В какой-то период саманидского правления персидский становится языком правительства и чиновничества, однако процесс таких перемен не совсем понятен. Мы не находим сведений в письменных источниках, но я полагаю, что перемены осуществлялись шаг за шагом, постепенно. Возможно, арабский использовался в дипломатии или в тех случаях, когда требовалось показать изящество речи. Во всем остальном персидский становился все больше и больше письменным языком для внутреннего употребления, пока, к концу правления Саманидов, не стал основным. В смысле вербального общения это всегда был персидский – если только не использовался какой-либо местный иранский диалект.
Точно так же, как раньше провинциальные города халифата отражали великолепие Багдада, при Саманидах их провинциальные города подражали Бухаре. На северной окраине торговый и экономический рост Хорезма сделал провинцию более восприимчивой к иноземным идеям, а стекающиеся в нее богатства давали возможность меценатам покровительствовать литературе и образованию. Археологические исследования говорят о росте числа городов Хорезма в X столетии, что вовсе не является неожиданным. Академия Мамуна, названная так в честь первого хорезмшаха, который принял этот титул в 995 г. после расправы над своим противником, стала центром культурной жизни провинции. При его сыне, следующем правителе Хорезма, и аль-Бируни, и Ибн Сина, два великих ученых того столетия, нашли поддержку в этой академии.
Знаменитый ученый и исследователь аль-Бируни (точнее, Беруни), родился в 973 г. в селении южной части Хорезма. Он изучал математику, астрономию, медицину и историю, став ходячей энциклопедией. Бируни обладал мощным, пытливым умом, который интересовали мириады проблем и областей знания. Он написал историю своей родины, Хорезма, которая, к сожалению, не сохранилась, за исключением нескольких выдержек из нее в других работах. Бируни был истинным и преданным сыном Хорезма, до конца жизни сохранявшим патриотические чувства к своей земле и ее правителям. Его первой работой стала книга под названием «Атар аль-бакийя» – «Сохранившиеся останки» о древних культурах и цивилизациях, которая является кладезем информации о различных древних обычаях, календарях и т. п. Хотя Бируни был мусульманином-суннитом, он проявлял интерес и к некоторым еретическим течениям. Из его собственных сочинений становится ясно, что в столице Хорезма, Ургенче, с его давними культурными традициями, имелось много ученых. В конце концов, великий математик, Мухаммед ибн Мусса аль-Хорезми, родом из этих краев, и именно от его имени происходит так хорошо известное нам слово «алгоритм» (от англ. Аль-Хорезми – al-Khwarazmi, а алгоритм – algorism. – Пер.). Более того, известны имена нескольких астрономов, живших в Хорезме еще до Бируни, а учителем аль-Бируни был выдающийся математик Абу Наср аль-Мансур.
В 1017 г. Махмуд Газни захватил Хорезм, положив конец местной династии. Как важную при местном дворе фигуру, аль-Бируни отправили в качестве пленника в Газну, где с ним хорошо обращались и позволяли писать. За этот период, который длился тринадцать лет, у Бируни имелась возможность изучить Индию и написать о ней свою знаменитую книгу, которую он закончил около 1031 г. Он смог вернуться к себе на родину, но, найдя ее опустошенной тюрками-кочевниками, возвратился в Газну, где и умер в 1048 или 1051 г., во времена правления Модуда, внука Махмуда.
