– Ну что ж, раньше бы так и было, – испытующе глядя на Вадьку, проговорил Егор Викторович, явно автоматически поправляя и перекладывая в беспорядке сваленные на столе бумаги. – Лучшие математики, физики, химики из специализированных школ страны поступали на такие же специализированные факультеты, а потом ворота «Южмаша» закрывались за ними.
– Вы говорите так, словно они умирали, – пробормотал смущенный его тоном Вадька.
– Почти так и происходило, – усмехнулся Егор Викторович, и непонятно, чего в этой улыбке было больше – печали или гордости. – Мы ведь переставали жить как обычные люди. Для работы – все, что угодно, хотя и вкалывали мы, конечно, по 20 часов в сутки, иногда даже ночевали прямо в нашем конструкторском бюро. Но все, что мы делали, да и мы сами тоже, было государственной тайной! Так что – режим секретности, строжайший контроль: с кем дружить, о чем говорить, куда ездить, даже чем ездить – все определяли уже не мы, а совсем другие люди. Если в самом КБ, за тремя пропускными пунктами да посреди охраняемой лучше любого нынешнего банка территории, ты тетрадь с черновыми расчетами в сейф спрятать забыл, такое могли устроить, что лучше б сразу расстреляли, – глаза его затуманились воспоминаниями.
– И все это для того, чтобы делать страшное оружие, которое будет убивать людей? – забыв, что она изображает гламурную дурочку, тоненьким голоском испуганно спросила Кисонька.
– Ну, сделанное нами оружие вроде бы никого не убило, – сухо ответил он, хотя в этой сухости было все-таки больше жизни, чем в его недавней полной безучастности. – А мы сами были тогда уверены, что не убиваем, а защищаем. Что американцы не нападают на нас, потому что выпущенная нами здесь ракета влепится прямиком в Белый дом, – и он кивнул на одну из фотографий, намекая, что именно эту ракету он и имеет в виду. Потом он снова ухмыльнулся, уже ехидно: – А мы не нападали на них, потому что ракета, которую выпустили бы они, свалилась бы на головы нам. Я до сих пор уверен, что только благодаря нашим и американским ракетчикам люди не устроили очередную драку на весь мир. Побоялись! – Он рубанул воздух ладонью так энергично, что лежавшие на столе листы разлетелись, открывая прятавшуюся под ними папку. Папку, на которую Вадька моментально уставился.
Но этот неожиданный порыв словно бы полностью исчерпал силы хозяина дома.
– Теперь все вроде хорошо – мы не целимся ракетами в них, они не целятся в нас… – печально вздохнул он. – Зато каждый паршивый террорюга может целиться и в них… И в нас! – с вдруг прорвавшейся горечью вырвалось у него, и он тут же замолк, словно сам до смерти испугался этих слов. Глаза его стали усталыми и больными, как у обмотанной бинтами «афганки». – Что-то я заболтался с вами, детишки. В любом случае, все уже в прошлом, оружие мы больше не делаем, – торопливо закончил он. – Так что не надо твоему приятелю к нам, да он на самом деле и не хочет. – Егор Викторович одарил ребят насмешливым взглядом. – Вашему поколению лишь бы не работать, а только деньги получать! Приходят к нам молодые специалисты – с каждым разом все ленивее и глупее… Но, к счастью, платят у нас меньше, чем им хочется, вот они и сбегают – кто в банкиры, кто в рэкетиры.
– И больше не мешают вам с утра до вечера обсуждать, какие все молодые плохие и безграмотные, а старые – умные и замечательные, – вдруг вырвалось у Вадьки. Он тут же мысленно прикусил себе язык – ну что он несет, они же сюда не о молодых и старых спорить пришли, а выяснить, что случилось с девочкой Аней. Но достали его такие разговоры – сил нет! Почему-то многие взрослые, особенно те, кто постарше, обожают пройтись на тему – как они все знали и умели, как замечательно работали, но за деньгами не гнались. А молодежь вся жадная и тупая, только и может по ночным клубам отрываться и телевизор смотреть. Но больше всего Вадьку бесили фразочки вроде «С каждым поколением все хуже и хуже»! Получается, если те, которые сейчас университет окончили и работать пошли, – просто дураки, то нынешние студенты-первокурсники все, как один, – слюнявые дебилы, и место им в интернате для умственно отсталых? А уж он, Вадька, по такой логике, должен обратно в обезьяну превратиться, хвост отрастить и по улицам за бананами гонять?
Интересно, как все эти заявочки Егор Викторович умудряется сочетать с тем, что лежит у него на столе… Вадька снова искоса глянул на обложку папки.
– За словом в карман вы не лезете, ребятишки, – покачал головой хозяин дома. – К этим бы словам еще немножко дела… – И тут он опустил глаза и увидел прямо перед собой выглядывающую из-под разлетевшихся бумаг обложку папки. Обыкновенной канцелярской папки с тугими завязками и четкими синими штампами на обложке. При виде которой Егор Викторович побелел, словно прямо со стола на него пялилось привидение. Метнул быстрый подозрительный взгляд на Вадьку – тот торопливо отвел глаза – и испуганным движением сунул папку в глубь бумажных залежей. Та мгновенно исчезла, будто утонув в бурном море. Руки хозяина квартиры задрожали. Он отпрянул от стола. Оживление разом вытекло из его глаз, опять сменяясь тоскливой пустотой, а лицо снова стало неподвижным и бесстрастным.
– Что ж мы тут болтаем, – пробормотал он, – когда Аня совершенно без сил…
Пока длился этот разговор, девчонка успела смотаться куда-то, вернуться с ворохом бинтов, поменять «афганке» повязку на боку, подсунуть собаке под нос мисочку с кормом, перебраться в кресло, в котором под грудой теплых одеял обнаружился тоже весь перевязанный и мелко дрожавший бульдог. Совершенно не боясь его грозных зубов, девочка разжала похожую на чемодан пасть и влила туда ложку какой-то микстуры… Но услышав, что на самом деле она «совершенно без сил», она быстро спрятала ложку за спину и попыталась с видом нечеловеческой усталости обмякнуть прямо на бульдоге. Пес закряхтел, но даже не рыкнул.
– Вы обязательно передайте учительнице, что Аню видели… Видели ведь, верно? – грудью тесня Вадьку к выходу, приговаривал Егор Викторович. – Искать Аню не надо… Я ее, может… отдохнуть отправлю. В деревню, к тетке…
– В Саратов? – неожиданно рассмеялась Кисонька.
– Почему в Саратов? – вдруг послышался перепуганный голос. Вадька даже не сразу понял, что это впервые заговорила прижавшаяся к бульдогу девчонка. Она сидела, выпрямившись, и растерянно глядела то на ребят, то на Егора Викторовича. – Я не могу в Саратов ехать, у меня…
– Мы потом обсудим, – резко оборвал девчонку хозяин квартиры, окончательно вытесняя Вадьку в коридорчик. Оглянулся и совершенно недвусмысленно кивнул, приглашая и Кисоньку на выход.
Больше не пытаясь задержаться, рыжая направилась следом за Вадькой. Лишь на прощанье она оглянулась, бросив острый взгляд на возившуюся с собаками девчонку.
– Псов видела? Похоже, они вчера серьезно с кем-то подрались, – сбегая с крыльца, бросил Вадька.
– Я не только увидела, я еще и услышала кое-что, – задумчиво добавила Кисонька. – Странное.
– Да и я тоже, – согласился Вадька, и оба замолчали, потому что им уже нетерпеливо махала учительница литературы.
– Ну что, что с Аней? – затеребила ребят Бедная Лиза. – Она будет в олимпиаде участвовать?
