Если говорить только о размерах, то эти «плотские соблазны» были великолепны. Голландские женщины пользовались репутацией весьма пышногрудых дам. К середине XVII века голландские и фламандские женщины вдохновили художников на создание совершенно иных идеальных образов. Впервые в истории искусства после древних богинь большие груди вошли в моду. Фламандский художник Рубенс (1577–1640) стал родоначальником моды на пухлых женщин. А после его смерти другие голландские и фламандские живописцы довели размеры грудей своих моделей до невиданных пропорций. Комментируя эту новую модель, Анна Холландер отмечает, что после 1650 года в голландском искусстве наблюдается изобилие «дам с весьма пышными грудями, выскакивающими из выреза. Эти груди выглядят больше и круглее, чем веком ранее, и они сильнее блестят»
[153].
Несмотря на кальвинистские и баптистские духовные постулаты, ни голландцы-протестанты на севере страны, ни голландцы на юге никогда полностью не отказывали себе в наслаждении земными радостями. Выражением их стремления получать удовольствие от форм и красок окружающего мира является национальная одержимость тюльпанами (в XVII веке эта одержимость привела к национальному экономическому фиаско из-за спекуляций луковицами тюльпанов!), а в живописи с ее пейзажами, натюрмортами и женскими телами — роскошными округлыми формами. «Богатство выбора», ставшее результатом подъема голландской буржуазии и колониальной экспансии страны, относится не только к сырам, фруктам и цветам, но и к хорошо откормленным телам.
Приезжавшие в Голландию в XVII веке оказывались под впечатлением от пышных прелестей голландских женщин и свободы их поведения, немыслимой для респектабельных женщин других европейских стран. «Поцелуи в общественных местах, смелые речи, прогулки без сопровождения — все поражало иностранцев, и особенно французов, как шокирующая непристойность, хотя они раз за разом убеждались в неприступном целомудрии замужних женщин»
[154]. Заметные округлости голландских женщин и их свободные манеры явно не были синонимами сексуальной распущенности, как это было бы на родине иностранцев.
Шли годы, Голландия стала мощной колониальной державой, и мода отражала растущее богатство нации и растущее влияние иностранных стилей. В первой половине XVI века испанские гофрированные воротники, закрывающие шею, женщины носили повсеместно, и их головы лежали на воротниках, словно тыквы на блюде. К середине столетия эти воротники отступили, а им на смену пришли легкие кружевные воротники. Позже, следуя французскому и английскому стилям, линия выреза спустилась ниже и обнажила грудь от ключиц до начала округлостей, иногда даже почти до края соска. Насколько низким будет линия декольте, женщина решала сама в соответствии с социальной принадлежностью, религией, возрастом и, разумеется, личными предпочтениями. Многие строгие протестантки продолжали носить огромные воротники, которые образовывали подобие навеса вокруг шеи и плеч, а на голове — плотно прилегающие чепцы. Хотя среди женщин среднего и высшего классов уже вошло в моду слегка обнажать грудь и выпускать из-под чепца вьющуюся прядь волос. Как во Франции и в Англии, задававших тон, корсеты стали основной частью туалета женщин среднего и высшего классов. Это украшение, пришедшее из-за границы, поднимало грудь на неестественную высоту, и его, конечно же, строго осудили проповедники и моралисты. Они настоятельно рекомендовали голландским женщинам грудь опустить и скромно прикрыть ее косынкой.
40. Адриан ван де Велде. «Сидящая крестьянка». До 1671 года. Голландские крестьянки поднимали вверх свои знаменитые пышные груди с помощью корсажей.
Менее привилегированные женщины, служанки и работницы ферм, носили только зашнурованный спереди корсаж поверх нижней рубашки (илл. 40). Шнуровку легко было распустить, а рубашку — раскрыть, чтобы обнажить грудь. Проститутки носили либо корсеты под платьем, либо корсажи, чтобы поднять грудь повыше и обеспечить себе необходимую в этой профессии пышность форм.
Золотой век миновал, а репутация полногрудых у голландских женщин осталась. Французский философ XVIII века Дени Дидро сделал негалантное заявление, которое делает ему мало чести. По его мнению, голландские женщины таковы, «что не хочется и выяснять, правдива их репутация пышногрудых или нет»
[155]. Разумеется, Дидро более известен как один из столпов эпохи Просвещения, когда он и его коллеги открыли для себя и приняли те республиканские ценности, которые голландское общество исповедовало уже некоторое время. Англичанам и французам потребовалось на сто лет больше, чем голландцам, чтобы увидеть связь между домашней гармонией с ее материнским грудным вскармливанием и хорошим управлением государством. А когда они это поняли, груди стали эмблемой нового социального порядка.
Глава четвертая
ПОЛИТИЧЕСКАЯ ГРУДЬ: ГРУДЬ ДЛЯ НАЦИИ
За всю историю — за исключением нашего времени — никогда вокруг груди не было такого столкновения мнений, как в XVIII веке. Когда мыслители-просветители решили изменить мир, женские груди стали полем битвы для противоречивших друг другу теорий о человеческой расе и политических системах. Еще до окончания этого века грудь свяжут с идеей нации. Не будет слишком большим допущением сказать, что именно тогда новые западные демократии придумали политизированную грудь и с тех пор делают первые шаги в этом направлении.
Политические страсти не отразились на женской одежде, поскольку мода подчеркивала грудь исключительно как эстетическое и эротическое украшение. Во Франции и в Англии, задававших тон во всей Европе, корсеты и корсажи были рассчитаны на то, чтобы выпрямить спину, отвести лопатки назад и выпятить грудь. Легкое движение красавицы, и сосок показывался из выреза. Если верить цветистому языку одного из историков моды, английская кокетка пользовалась «любой возможностью показать сосок подмигивающему повесе»
[156].
Определенно при дворе короля Людовика XV (годы правления 1715–1774) мало кто думал о политическом значении груди. Этот двор прославился своим распутством. Удовлетворяя аппетит на эротику, французские художники заполняли холсты сладострастными женщинами с разной степенью обнаженности. Декольте имело значение и для Людовика XV, который выговорил одному из своих министров за то, что тот не знает, велика ли грудь у будущей невестки короля Марии Антуанетты. «А ее грудь? У женщин смотрят в первую очередь на нее», — якобы сказал король.
Идеалом все еще оставалась невинная грудь, молодость и красоту которой сохраняли с помощью кормилиц. В 1700 году меньше половины английских матерей сами кормили своих детей грудью, остальных кормили нанятые женщины или использовался метод «сухого кормления», когда младенцу давали полужидкую пищу
[157]. Во Франции к услугам кормилиц прибегало еще больше матерей. Если в XVI веке к кормилицам отправляли только детей знати, то в XVII веке к этому прибегали буржуазные семьи, а в XVIII веке — представительницы низших классов. Работающие женщины и аристократки одинаково зависели от молока кормилиц: первые получали возможность работать, вторые — свободу выполнять многочисленные социальные обязанности, которые накладывала на них светская жизнь.
