Истоки всех этих рассуждений о женской измене, вероятно, следует искать в том, что в Средние века браки по любви между знатными людьми были редкостью. Как мы видим, не было ничего необычного в том, что совсем юную девушку выдавали замуж за старика, если он был богат и имел высокое социальное положение. Ее мечты о привлекательном рыцаре, с которым она могла бы разделить свою судьбу, не имели никакого отношения к супружеской жизни. Любовные фантазии в балладах Марии Французской никак не соотносились с реальной жизнью. Мужьям приходилось мириться с историями о супружеской измене и любовных треугольниках, но они, вероятно, могли тешить себя надеждой, что такие женщины существуют только в куртуазных поэмах и романах.
Конечно, мы не знаем, как часто на самом деле жены изменяли мужьям. Жену, которую разгневанный супруг заставал на месте преступления, можно было выгнать из дома, но ее уже не сжигали заживо, как было принято в прежние времена, к примеру, в Древнем Риме, где можно было так наказать и неверную жену, и ее любовника. К XII веку браки во Франции подчинялись каноническому, то есть церковному, праву, и со времен Античности отношение к супружеской измене значительно изменилось. В частности, «муж не имел права убить изменившую ему жену». Если же супруг не желал избавиться от неверной жены, на него на два года налагали епитимью [15] .
Что до неверных мужей, то у женщины никогда не находилось веского повода покинуть своего мужа. Для этого были нужны отягчающие обстоятельства, например присутствие под супружеским кровом любовницы. Несмотря на то что в средневековой литературе преимущественно описываются измены со стороны жены, а о неверности мужа в ней можно найти лишь скупые сведения, несомненно, что и она была не менее распространена, чем измена жены.
Модель куртуазной любви ограничивалась только благородным обществом. Люди низших сословий были озабочены поисками хлеба насущного, и у них не было времени и сил на любовные игры. Во всяком случае, таково было мнение трубадуров и менестрелей – они не оставили нам свидетельств о всепоглощающей страсти прачки к конюху. Крестьяне и работники, жившие в деревне, ремесленники и торговцы, проживавшие в городах, были далеки от сказок о рыцарской любви так же, как безработные американцы были далеки от «салонных героев» кинематографа 30-х годов XX века. Считается, что низшие слои средневекового общества не были подвержены влиянию фантазий о супружеских изменах, свойственных «господам». Известен популярный в крестьянской среде жанр средневековой песни, которая называется причитанием «несчастной жены» – la mal mariée , – в которой присутствует модель любовного треугольника. Эта песня взята из сборника Риа Лемэра, сотрудника университета в Пуатье.
Муж мой, мне постыла твоя любовь,
У меня теперь есть дружок!
Он красив и благороден.
Муж мой, мне постыла твоя любовь,
Он служит мне днем и ночью,
Вот почему я так люблю его [16] .
Несчастные в замужестве женщины в этих народных песнях не ведают чувства вины:
Мой муж ни на что не годен,
Вместо него я возьму любовника…
В одной балладе женщина жалуется на то, что муж избил ее, застав с дружком. И она решила отомстить ему:
Я сделаю из него рогоносца…
Пойду и лягу спать обнаженной
Рядом с моим дружком [17] .
В другой балладе несчастная жена повторяет, оплакивая свою судьбу:
Но при этом предупреждает его:
Если ты будешь мучить меня,
Я выберу другого любовника…
Мы будем любить друг друга
И будем вдвое счастливее [18] .
В этих песнях можно усмотреть намек на перенос сюжета из «благородной» литературной среды в народную среду – фольклорную. А поскольку эти песни вложены в уста жены, а не любовника, они, кроме всего прочего, свидетельствуют о том, как меняются культурные роли и гендерные ограничения. Среди представителей самой ранней поэзии трубадуров были женщины-трубадуры, а среди тех, кто исполнял первые французские народные песни, были те, кто оплакивал свою незавидную долю и восхвалял своих любовников.
Хотя трудно предположить, насколько верно отражали реальную жизнь эти песни, можно с уверенностью сказать, что они повлияли на восприятие любви. Создание мифа о романтической любви было сменой парадигмы, когда родилось радикально новое понимание отношений между полами, имевшее поразительные последствия, пролонгированные во времени.
Во-первых, представления о любви феминизировались. В центре событий оказалась дама, и, по всей вероятности, это уже никогда и никому не удастся изменить. Французские женщины, выступая одновременно в роли предмета мужских вожделений и субъекта, подчиняющего мужчину своему желанию, завоевали непревзойденный авторитет в любовных делах. В жизни, как и в литературе, привыкли к тому, что потомки Изольды и Джиневры по женской линии должны быть привлекательными для мужчин. Француз никогда не поверит, что женщины менее страстны, чем мужчины.
Более того, XII век открыл миру французских женщин-писательниц, обращавшихся к теме любви так, как они ее понимали. Самые знаменитые из них за последние 900 лет: Мария Французская, Кристина де Пизан, Луиза Лабе, мадам де Лафайет, мадам де Сталь, Жорж Санд, Симона де Бовуар, Виолетта Ледюк, Маргерит Дюрас, Франсуаза Саган, Элен Сиксу, Анни Эрно. Многие из них не скрывали своих сексуальных желаний, как французская поэтесса XVI века Луиза Лабе, «сгоравшая» от любви.
Во-вторых, мужчинам и женщинам пришлось принять определенный свод правил, обязательный для любовников. Большое значение придавалось внешности, особенно это касается женщин. Влюбленность часто возникает с первого взгляда на прекрасную даму: сердце мужчины покоряется красоте. Французы до сих пор говорят о любви un coup de foudre — буквально: «удар молнии», по-английски можно сказать love at first sight – «любовь с первого взгляда». Конечно, мужчина тоже должен располагать к себе, хотя его главные достоинства совсем иного рода: в первую очередь, ценилась его храбрость и верность.
В-третьих, на пути романтической любви обязательно должны встречаться препятствия, придающие остроту любовным переживаниям. То же можно сказать и о некоторых современных романах. Дени де Ружмон утверждал, что препятствия укрепляют романтическую любовь, будь то в XII веке или в наши дни [19] . Но, несмотря на опасности путешествия, вопреки сопротивлению семьи, церкви и общества, средневековые истории о любви вне брака не всегда заканчивались изгнанием из общества или самоубийством. Героине не обязательно было убивать себя, как поступила Дидона из «Энеиды» Вергилия, не верных жен не принуждали носить на одежде вышитую красными нитками букву А, которая означала «адюльтер», как в романе Готорна «Алая буква».
Во Франции и сегодня адюльтер не считается таким уж пятном на репутации, как, например, в США. Моим французским друзьям не вполне понятна шумиха, поднятая вокруг истории Билла Клинтона и Моники Левински, они осуждают его только за то, что он не остановил свой выбор на ком-нибудь постройнее и поинтереснее. Одна француженка, депутат Парламента и борец за религиозные права, ведущая кампанию против абортов и гомосексуальных отношений, даже приветствовала увлечение Клинтона: «Этот мужчина просто любит женщин! Это признак отменного здоровья» [20] .
