Читателю нужно помнить о том, что предшествовало возмужанию героя. Когда Феликс возвращается домой в Тур, мать по-прежнему относится к нему как к «недостойному сыну». Тем временем политическая обстановка резко изменилась: Наполеон низвергнут, происходит реставрация монархии, Бурбоны возвращаются к власти. Феликсу как члену роялистской семьи предоставляется возможность присутствовать на балу в честь Людовика XVIII. У него появляется приличная одежда, на балу он оказывается в обществе элегантной женщины. Потрясенный столь существенными переменами в своей судьбе, он чувствует себя «словно соломинка, сносимая водоворотом». В шуме бала он ищет тихого местечка и опускается на уединенную скамью, как «дитя, дремлющее в ожидании матери». К нему спиной на скамью присаживается женщина. Он очарован запахом ее духов, белизной шеи и плеч, он принимается целовать ее спину, «словно ребенок, прижимающийся к материнской груди». Женщина страшно удивлена. Она удаляется, «ступая, как королева». Словно очнувшись от забытья, он вдруг осознаёт всю нелепость своего поведения.
С тех пор Феликс принимается искать эту женщину с прекрасными плечами и завораживающим запахом духов. Как и должно было случиться в романе, он находит ее почти мгновенно и совсем случайно. Мадам де Морсоф живет со своим старым мужем и двумя малолетними детьми за городом, в поэтичном местечке Турень. Лицо ее так же прекрасно, как и спина, и все вместе в точности совпадает с тем, о чем мечтал Феликс: в его сознании ее образ вызывает представление о небесном Ангеле. Именно такой она и останется для него до конца романа, хотя она, несомненно, женщина из крови и плоти. Мадам де Морсоф, которую в узком кругу называют Анриеттой, создана для материнства и святости так же, как другие созданы для спорта, бизнеса или любовных утех. Она называет Феликса ребенком и обращается с ним как мать. Они ведут возвышенные разговоры, их души витают в облаках, возносясь на крыльях платонической любви. Обычно Феликс не нарушает «ангельских» отношений, довольствуясь тем, что целует ей руку. Он говорит себе: «У меня нет иных желаний, как только любить Анриетту».
Феликс будто возвращается в детство, переживая в двадцать лет любовь, которой был лишен, когда был ребенком. Однако он уже давно не ребенок и не может подавить в себе желания взрослого мужчины: «Во мне жили два чувства к ней, и то одно, то другое выпускало тысячу стрел желания».
Так проходят долгие шесть лет жизни в покое и неге платонической любви. Но однажды Феликс поддается на соблазнительные уловки одной решительной англичанки – леди Дэдлей. У нее есть муж и двое сыновей, но это не мешает ей искать любовных удовольствий вне брака. Теперь Феликс занимает высокое положение в свете как личный секретарь короля Людовика XVIII. Он должен быть доволен судьбой, ведь всем известна его связь с этой страстной женщиной, хотя он по-прежнему привязан к своей целомудренной возлюбленной, как нежный сын к любящей матери. Но, разумеется, он недоволен. Свое состояние он объясняет Анриетте так: «Ты для нее недосягаема, она – земная женщина, дочь падшего человечества, а ты – дочь небес, обожаемый Ангел». Он говорит ей о том, что леди Дэдлей знает, что его душа принадлежит Анриетте, а ей – только его плоть. «…Все для тебя – чистая моя любовь, душа, мысли, молодость и старость, для нее же – желания и наслаждения мимолетной страсти».
Бальзак словно делит женщин на два типа: Мадонны и блудницы, каждый из которых отвечает разным свойствам человеческой натуры. Первый тип воплощается в образе француженки, а второй – в образе англичанки, что позволяет чрезмерно возвысить французскую женщину за счет ее английской соперницы. Бальзака даже нередко обвиняли в шовинизме, поскольку он славился безапелляционностью суждений.
В конце романа Анриетта должна погибнуть, поскольку Ангелу нет места среди людей на грешной земле. Остальное оставляю вашему любопытству. Из письма, которым заканчивается роман, написанного Феликсу некой Натали, мы узнаем, что Бальзак совсем не согласен с мнением и поступками своего героя. Как бы искренне ни отождествлял себя Бальзак с юным Феликсом, как бы ни идеализировал ангельский образ матери, он на правах автора бранит своего героя за нежелание взрослеть. Натали, новая возлюбленная Феликса, пишет ему, что он способен «ощутить себя счастливым только с призраком». Она не собирается занимать опустевшее место Анриетты или леди Дэйдлей. И Феликс де Ванденес оказывается выброшенным из жизни в эмоциональный вакуум, где нет места любви. Он все еще страстно любит женщину, которая не только утолила бы его тоску по матери, но и удовлетворила бы потребность в любовнице-жене. С Феликсом читатель встретится вновь на страницах девяти романов Бальзака, входящих в эпопею «Человеческая комедия». Это цикл романов, объединенных образами героев, местом действия и временем, когда разворачиваются события, участниками которых становятся персонажи.
Возможно ли, чтобы какая-нибудь современная женщина примерила на себя образ матери, созданный для удовлетворения психологических потребностей мужчины? Как женщина и мать, я не ощущаю родства ни со страстной Элеонорой, ни с благодушной Анриеттой. Пожалуй, только мадам де Реналь представляется реальным персонажем, чьи колебания, тревоги, эмоциональные порывы и желание мимолетного счастья можно объяснить ее возрастом и страхом потерять любимого, причем и ее беспокойство о детях и муже тоже вполне правдоподобно. Стендаль охотнее, чем любой другой писатель, наделяет героиню доверчивой женской душой. Возможно, происходит это потому, что он сохранил обрывки воспоминаний о живой матери, и ему не приходилось придумывать то, о чем он не имел ни малейшего представления.
Всем любовникам, один из которых старше другого на много лет, следовало бы прочитать роман «Красное и черное». Несколько лет назад я посоветовала прочитать его одному двадцатилетнему юноше, приехавшему в Париж из Брюсселя вскоре после того, как умерла его мать. Поступив в Сорбонну, он жил вместе со своей французской тетушкой, младшей сестрой своей матери, и ее мужем в Латинском квартале. По просьбе его тети я встретилась с ним, чтобы обсудить возможность проведения литературных исследований в США. Пока мы беседовали за бокалом вина в кафе рядом с Пантеоном, его отношение ко мне, в котором чувствовалась настороженность, сменилось доверием. Он рассказал мне, что у него были близкие отношения с тетушкой. Поскольку ей было за пятьдесят, я спросила, что он к ней чувствовал. Он ответил: «Это ее проблема, а не моя». А что он ощущал по отношению к дяде? «Ну, это действительно проблема». Он чувствовал себя виноватым, поскольку продолжал жить и столоваться у дяди, беспокоясь о том, как долго это может продолжаться. В конце нашего разговора он пообещал мне прочитать «Красное и черное».
Тетя поселила его в бывшей комнате своего взрослого сына. Она брала его с собой в театр и в гости, называла его «мой приемный сын» и не жалела сил, чтобы помочь ему сделать карьеру. Окончив университет, он стал журналистом и вернулся на родину. Не прошло и года после его отъезда, как тетушка заболела и вскоре скончалась. Когда я навещала ее опечаленного мужа, он признался, что знал об их связи. Он сказал мне: «Дэвид появился именно тогда, когда она нуждалась в нем». Незадолго до его приезда их собственный сын покинул родительский кров, и она очень остро переживала его отсутствие. «По крайней мере, прежде чем умереть, она получила немного радости». Мне было странно находиться в этом знакомом доме, куда я пришла выразить свои соболезнования, где каждый предмет мебели и каждая безделушка напоминали об умершей женщине. Так же странно было слышать, как бесстрастно, почти ностальгически говорил ее супруг о любовной связи своей жены с мужчиной, который годился ей в сыновья. Невозможно представить, чтобы это случилось в любом другом месте, кроме Франции.
