В 1838 году у Жорж Санд начался роман с Шопеном, длившийся почти десять лет, до 1847 года. В 1850 году она вступает в еще более продолжительную связь с другом своего сына гравером Александром Мансо, который будет ее секретарем и компаньоном, живущим с ней под одной крышей, до своей смерти в 1865 году. Став единственной владелицей Ноана, она окружила себя друзьями, в число которых входили Шопен, Делакруа, Лист, его переменчивая любовница Мария д’Агу, певица Полина Виардо и ее возлюбленный Флобер. Жорж Санд умерла в 1876 году, когда ей было семьдесят два года. Не могу вспомнить ни одной другой француженки, которая была бы такой плодовитой писательницей, тем более ни одной, кто полностью реализовал себя в личной жизни. Хотя ее брак был неудачным, она была преданной матерью и заботливой бабушкой, особенно в конце жизни, когда в ней поутихла тяга к путешествиям.
Жорж Санд приобрела множество поклонников как во Франции, так и за ее пределами. В Англии она вызывала восхищение у тех, кто жил в викторианскую эпоху, в том числе у Теккерея, Джона Стюарта Милля, Шарлотты Бронте, Джорджа Элиота, Мэтью Арнольда и Элизабет Барретт Браунинг, которая дважды приезжала к ней в Париж и воздала ей должное в своем сонете, назвав «женщиной, обладающей широтой ума, и мужчиной с горячим сердцем». В России ее читал каждый, кто умел читать. Наряду с Гюго она, как никто другой из французских писателей, оказала влияние на целое поколение писателей русских, включая Достоевского, который преклонялся перед ней, Тургенева, ставшего одним из ее близких друзей, и Герцена, цитировавшего ее в своем дневнике, выражая надежду, что в будущем женщина освободится от рабства общественного мнения. В Америке она нашла себе союзницу в лице журналистки Маргарет Фуллер, которая драматически погибла вместе с ребенком во время кораблекрушения, когда возвращалась из Европы, Уолта Уитмена, опубликовавшего в газете статью о Жорж Санд, и Гарриет Бичер-Стоу, для которой Жорж Санд написала восхитительное эссе.
Я не стану анализировать причины упадка популярности Жорж Санд в первой половине XX века, они слишком многочисленны и слишком сложны для того, чтобы рассматривать их здесь. Но во Франции поклонники были всегда. Вспомним хотя бы издателя Жоржа Любена, который большую часть своей жизни преданно служил ей. Когда ему было около сорока, он оставил работу в банке и посвятил себя исключительно изучению творчества Жорж Санд. Его жена обычно говорила, что у них «любовь втроем». Естественно, что присутствие Санд ощущалось в их квартире, наполненной различными предметами и текстами, напоминавшими о ней. Когда я навещала их в начале восьмидесятых годов прошлого века, меня больше всего заинтриговал большой шкаф с карточками, составлеными на каждый день жизни Жорж Санд. Если мне не изменяет память, белые карточки описывали дни, проведенные в Париже, зеленые – в Ноане, розовыми были отмечены дни, когда она путешествовала с кем-нибудь из любовников, а желтыми обозначались дни, о которых исследователю не хватало информации. Я могу ошибиться в цвете, но уверена, что Любен знал о жизни и творчестве Жорж Санд больше, чем кто-либо другой или даже она сама. Картотека была жизненно необходима Любену для предпринятого им грандиозного издательского проекта: публикации двухтомной автобиографии Санд и двадцати шести томов ее переписки. И при этом он находил время, чтобы помогать другим изучать творчество Жорж Санд, интерес к которому снова разгорелся в связи со столетием со дня ее смерти, которое отмечалось в 1976 году.
Мы можем поближе познакомиться с Жоржем Любеном, если вспомним о встрече ученых, занимающихся изучением творчества Жорж Санд, которая состоялась, кажется, в ресторане Le Procope . К тому времени мы были уже знакомы, так как не раз встречались на конференциях, организованных колледжем Хофстра в Нью-Йорке, и на специальных сессиях, посвященных творчеству Жорж Санд, во время заседаний Ассоциации современных языков. Рядом со мной сидел японский профессор, который заинтересовался творчеством Жорж Санд благодаря своему восхищению Шопеном. Он был околдован женщиной, ухаживавшей за «бедным» Шопеном как заботливая мать, и полагал, что их связывали целомудренные отношения. Сидевший по другую сторону от меня Любен вежливо не соглашался с ним. Фредерик Шопен и Жорж Санд были любовниками в полном смысле этого слова, по крайней мере вначале. Наш японский коллега так разгорячился, словно для него это было делом чести. Любен со старомодной галантностью похвалил его за то, что он защищает доброе имя Жорж Санд. Японец выглядел озадаченным. Потом, торжественно, как молитву, он медленно выговорил по-французски: «Ah, non. Pas Sand. Chopin. Je défends Chopin» — «О, нет. Не Санд. Шопена. Я защищаю Шопена». Теперь пришла очередь возмутиться Жоржу Любену, словно доброе имя Жорж Санд опорочили. Я тоже пыталась вмешаться в спор: « Messieurs, les duels sont interdits depuis cent ans. Veuillez terminer vos repas et laissez les morts en paix » – «Господа, дуэли были запрещены сто лет назад. Не лучше ли оставить наших мертвых в покое?»
Глава девятая,
в которой вы увидите отнюдь не волшебное превращение возвышенной и трагической любви эпохи Романтизма в объект пародии и насмешек в творчестве реалистов. Процесс деромантизации любви в произведениях французских писателей середины XIX столетия наиболее полно выразился в скандальном романе Гюстава Флобера «Госпожа Бовари». Флобер создал роман, в основе которого лежит несоответствие возвышенных романтических идеалов прошлого обыденному и пошлому настоящему, в котором пребывает главная героиня – Эмма Бовари. Это несоответствие делает ее жертвой собственных романтических фантазий, позволяя обычному искателю физического удовлетворения погубить несчастную провинциалку, жаждущую истинной любви. Реализм Флобера стал предвозвестником куда более натуралистических картин, вышедших из-под пера Эмиля Золя, Ги де Мопассана и других писателей второй половины XIX века.
Фронтиспис к изданию «Госпожа Бовари» Г. Флобера
Закат романтической любви
Сукно ее платья зацепилось за бархат его фрака. Она запрокинула голову, от глубокого вздоха напряглась ее белая шея, по всему ее телу пробежала дрожь, и, пряча лицо, вся в слезах, она безвольно отдалась Родольфу.
Гюстав Флобер. Госпожа Бовари, 1857 [73]
Когда Флобер в пятидесятые годы XIX века писал свой роман «Госпожа Бовари», он регулярно переписывался со своей парижской любовницей, поэтессой Луизой Коле. Он жил вместе с матерью в Круассе, в Нормандии, и в своих письмах делился муками писателя, для которого Искусство было религией. Иногда ему за целый день едва удавалось добавить к написанному всего одну строку, и нередко его героиня Эмма Бовари буквально доводила его до болезни.
К чему писать роман о чрезмерно романтической женщине, которая выходит замуж за беспомощного деревенского врача, заводит две любовные интриги, делает кучу долгов и заканчивает жизнь самоубийством? У Флобера на то были свои причины. Как он писал в письме к Коле от 12 апреля 1854 года, «современное сознание ужасно реагирует на то, что мы называем любовью… Наш век смотрит на жалкий цветок Чувства, который в прошлом так сладко благоухал, сквозь увеличительное стекло, словно рассекая его на операционном столе!» [74] .
